«Да, ему сносу нет. Впрочем, стекло я заменил – в прошлом году».
Шайна пояснила сидевшему рядом Эльво Глиссаму: «В поместьях жизнь никуда не торопится. Наши предки были люди предусмотрительные и практичные. То, что годилось для них, как правило, годится и для нас».
«Но мы не впадаем в апатию, – поправил ее Кельсе. – Двенадцать лет назад мы разбили виноградники на восьмидесяти гектарах, и в следующем году начнем делать вино».
«Любопытно! Наше вино, несомненно, будет дешевле привозного, – заметила Шайна. – Того и гляди разбогатеем, превратимся в магнатов-виноторговцев».
Глиссам удивился: «Я думал, вы и так уже богаты! У вас столько земли – горы, ручьи, минералы…»
Кельсе печально усмехнулся: «Мы ведем натуральное хозяйство – другими словами, потребляем почти все, что производим. Свободных денег у нас практически не бывает».
«Может быть, вы посоветуете, как выиграть в лотерею?» – предложила Шайна.
«С удовольствием! – заявил Глиссам. – Вкладывайте капитал в предприятия за пределами поместий. Например, устройте курорт с пристанью на одном из этих райских островков – смотрите, какой чудесный вид! От яхтсменов отбоя не будет».
«Плавание по Хурманскому морю – рискованная затея, – приподнял бровь Кельсе. – Бывает, что морфоты забираются на борт и убивают всех подряд, после чего забавляются, изображая мореходов. Причем твари превосходно управляются с парусами, хотя идея заниматься пиратством почему-то не приходит им в голову».
«Морфот за штурвалом, морфоты ставят паруса? Хотел бы я полюбоваться на такое зрелище!» – изрек Джерд Джемаз.
Эльво Глиссам поморщился: «Корифон – жестокий мир».
«У нас в Суанисете тихо и спокойно», – возразил Джемаз.
«В Рассветном поместье тоже, – поддержал его Кельсе. – Джорджол пытался убедить наших ао в том, что из-за помещиков их дела идут из рук вон плохо, а они даже не понимали, о чем он толкует. Так что теперь он убеждает бездельников в Оланже – больше ничего не остается».
«Джорджол мало напоминает типичного реформатора, – сказал Эльво Глиссам. – По правде говоря, он вызывает у меня противоречивые чувства. Какими побуждениями он руководствуется? В конце концов, всем известно, что Ютер Мэддок – его благодетель».
Шайна молчала. Джерд Джемаз хмурился, глядя на проплывающие внизу Мермионские острова. Кельсе ответил: «Тайны в этом, на самом деле, никакой нет. У отца своя система ценностей, и он непреклонно ее придерживается. Да, Джорджол, Шайна и я выросли вместе, вместе играли и учились наравне, но никто никогда не пытался делать вид, что не понимает действительного положения вещей. Мы – пришлые, наследники захватчиков, а Джорджол был и есть синий отщепенец, брошенный гарганчами на произвол судьбы. Он не ел с нами в парадной столовой, его кормили на кухне – что, по-видимому, унижало его гораздо больше, чем он готов признать. А летом, когда мы уезжали на каникулы к тетке Вальтрине, Джорджола отправляли на ферму учиться обращению со скотиной, потому что папаша вознамерился сделать из него пастуха».
Эльво Глиссам понимающе кивнул и больше не задавал вопросов.
Розовое солнце уже высоко взошло, когда «Апекс» пробился сквозь гряду кучевых облаков и на северном горизонте показалась грозная тень Уайи. Мало-помалу в дымке проявились детали – утесы, пляжи, мысы. Цвета постепенно оживлялись, разделяясь на бледные серовато-коричневые, охряные, черные, желтовато-бурые и красновато-шоколадные тона. Приближался берег – от массы континента отделился полуостров, загораживавший длинную узкую бухту. В глубине бухты виднелись несколько рядов избушек и хижин, небольшое скопление складов и видавшая виды гостиница из беленых бревен: сооруженная на причале, она наполовину нависла над водой, опираясь на целый лес корявых свай.
«Галигонг! – объявил Кельсе. – Крупнейший порт Вольного Алуана».
«Сколько отсюда до Рассветной усадьбы?»
«Примерно тысяча триста километров, – Кельсе изучал окрестности в бинокль. – Что-то не вижу старого „Стюрдеванта“… но мы прилетели раньше, чем рассчитывали. Хильгарды разбили лагерь на берегу и устроили кару. Кажется, женские драки в самом разгаре». Он передал бинокль Эльво Глиссаму, но тому удалось разглядеть – к некоторому своему облегчению – лишь мешанину скачущих на месте высоких голуболицых фигур в белых, розовых и темно-желтых облачениях.
Аэромобиль приземлился. Все четверо вышли на белесый известковый берег Уайи и поспешили, закрывая лица от беспощадно палящих розовых лучей, найти укрытие в гостинице. Распахнув дверь, они оказались в полутемной таверне, освещенной только вереницей напоминающих бортовые иллюминаторы круглых окон из толстого зеленого стекла. Вышел низенький толстый трактирщик, явно из пришлых, с редкими остатками каштановых волос, раздвоенной пуговкой носа и меланхолическими карими, чуть раскосыми глазами.
Читать дальше