Герт Нюгордсхауг - Горький мед. Гренландская кукла. Кодекс смерти. Девятый принцип. Перст Касандры

— Куда им, бедным, они пользуются старьем, чтобы осмыслить новое, разве тебе не ясно?

— Ясно ли, нет ли. Ты подразумеваешь еще не названную энергию? — Ему стоило немалых трудов сохранять ясность мысли.

Силовое поле, объединяющее его с этой красивой молодой женщиной, было образовано не одними лишь известными элементарными частицами.

— Все состоит из света. Но свет — не только свет. — Она коснулась губами большого пальца его ноги.

— Помнится мне, у Эйнштейна есть что-то в этом роде. Но ведь Эйнштейн устарел, верно?

— Видимое нами не исчерпывается тем, что мы видим, Фредрик. Ты ведь специалист по дешифровке, так? Интерес к неразгаданному пробудился в тебе, когда ты служил в армии и находил ключи к кодам. Потом перенес те же методы на древние языки, рисуночное письмо и эпиграфику. Что ты видишь такое, чего не видят другие?

Она изучила его биографию? Или прямо сейчас черпает знания из воздуха? Он потягивал зеленый напиток. В самом деле — что он видит? Вопрос весьма уместный.

— Я комбинирую, — произнес он наконец. — Тезис плюс антитезис дает синтез.

— Плюс еще кое-что. — Она, смеясь, откинула назад голову. — С тобой интересно разговаривать. Ты мне нравишься. Не такой, как другие. Витаешь мыслями в пограничных сферах. Я ведь прочитала все твои статьи о письменности древних цивилизаций. Ты называешь многое, что прежде не было названо. Потому и в винах хорошо разбираешься. Способность понять, истолковать зависит от восприимчивости органов чувств. Вот почему тезис плюс антитезис не только синтез. А еще кое-что.

Помолчав, Фредрик спросил:

— Что ты смогла сообщить полиции и другим, кто к тебе приходил? Они услышали от тебя ответ на загадку?

— Ты что же думаешь — я обычный оракул? Они не задавали верные вопросы. А потому не могли получить ответ.

Она осторожно опустила на свое бедро его ступню, продолжая гладить ее.

— Хорошо, — Фредрик прокашлялся. — Иллюзия иллюзии рознь. Скорее всего, тут кроется какой-то обман. Но сверх того речь идет о злодейском преступлении, об убийстве. Душа Халлгрима Хелльгрена была не менее открытой, чем моя.

Непроизвольно он придвинулся к ней поближе вместе со скамеечкой. И, кажется, слегка нажал ступней на ее бедро?

— Открытая душа… Кассандра… — Серина обратила задумчивый взгляд на пламя. — Кассандра была самой красивой женщиной в Трое. Дочь царя Приама, она была несчастлива. Отвергла любовь Аполлона и была за это наказана. Он наделил ее даром пророчества, но затем сделал так, что ей перестали верить. А она по-прежнему видела то, что оставалось сокрытым для других. И говорила только правду. Все, что видела она, было озарено ярким светом. Светом Кассандры.

Уж не сравнивает ли она себя с Кассандрой?.. Ладно, важно, чтобы этот разговор не завел его в туманный лабиринт.

— Но даже Кассандра не могла перемещать четырехтонные каменные статуи, — пробурчал он.

— Продолжай спрашивать, Фредрик. — Она прижалась щекой к его ступне, пододвинула ее ближе к своему животу.

— Мужчина-воин задумал мстить феминизму почитателей Матери-Земли?

— Нет.

— В отделе античной скульптуры в Национальной галерее есть зеркала?

Она удивленно посмотрела на него, потом улыбнулась.

— Да.

— В гостиной Халлгрима Хелльгрена есть зеркала?

— Нет.

— Откуда ты знаешь, ты там бывала?

— Да.

— Когда? — спросил он растерянно.

— В сновидениях, Фредрик Дрюм.

Ну конечно. Опять. Она побывала там в сновидении. Она видела все, она — Кассандра. В другой обстановке он рассмеялся бы. Но сейчас ему было не до смеха.

Он проглотил остатки зеленого напитка и ощутил легкое щекотание в груди, когда его взгляд скользнул по ее тугим соскам под шелковым платьем. Его ступня очутилась в угрожающей близости от источника заветного тепла.

— Ну да, — вымолвил он. (Спрашивай Фредрик, спрашивай!) — Камень может двигаться?

— Что такое движение? Разве оно не измеряется временем? Представь себе камень, такой же живой, как человек, но ему требуется миллион наших лет, чтобы переместиться на один сантиметр. Мы заметим это движение? Теперь возьмем ту же ситуацию с точки зрения камня: все наши движения окажутся такими быстрыми, само наше существование — таким мимолетным, что камень нас даже не воспримет. Для камня нас просто не будет.

— Вот именно. Относительность.

— Речь идет не только об относительности. Я говорю про особенности нашего аппарата восприятий. Про нашу ауру. Она есть здесь, всюду, между нами. Ты ощущаешь ее, Фредрик?