Олег Орлов - Ночной патруль

Майор все так же устало смотрит на Пайчадзе. Я и Карбулаков для него не существуем. У майора набухшие веки не спавшего ночь человека. Наверное, штабной майор, которому пора в отставку. Я смотрю на Карбулакова и вижу вдруг, что он трет рукавицей свой лоб.

Пайчадзе уважительно складывает удостоверение, присоединяет его к прочим документам, но майору их не возвращает. Он держит их в левой руке. Правой он снова чуть касается ушанки.

– Товарищ майор, я прошу вас пройти с нами в следующий вагон.

– А в чем, собственно, дело?

Пайчадзе оглядывает заинтересованных пассажиров, словно хочет дать понять майору, что ему очень жаль, но здесь не место все объяснять...

– Я нездоров, – резко и хрипло говорит майор. – И никуда я не пойду! Если у вас, лейтенант, возникли фантазии относительно моих документов – это ваше дело.

– Это мое дело, – говорит Пайчадзе, – и я прошу вас пройти все-таки с нами.

Видя, что объясняться бесполезно, майор зло встает, зло хватает с полки свой желтый чемодан, нахлобучивает ушанку и поправляет накинутую на плечи шинель.

И тогда я оцениваю ширину плеч этого майора, и мощь его грудной клетки, и силу его, наверное, нестарых, тренированных ног, когда он, покачиваясь, идет позади Пайчадзе к выходу.

Очень симпатичный майор. Вряд ли он штабной. Это настоящий строевик и до пенсии ему далеко.

Мы выходим в тамбур, и Пайчадзе, взглянув на часы, вежливо говорит майору:

– Через пятнадцать минут – остановка. Мне очень жаль, что так получилось.

– Мне тоже, – говорит майор, ставит чемоданчик возле своих ног и снова поправляет шинель.

Так мы и стоим: слева я, в проходе рядом с майором – Пайчадзе, у правой двери – Карбулаков.

После духоты вагонов приятно стоять в холодном тамбуре. Я смотрю на майора. Он как-то сгорбился, стал ниже ростом, я вижу его лицо в профиль. Обыкновенное лицо. Должно быть, и вправду нездоров...

Паровоз свистит. Значит, сейчас мост. За мостом будка обходчика. После будки минут десять езды.

И вдруг я начинаю вспоминать: среда сегодня или четверг? Еще не прошедшая ночь сбивает меня с толку, и я думаю – среда или четверг. Конечно, все равно – среда или четверг, но меня заботит самый факт.

– Среда или четверг сегодня? – спрашиваю я у Пайчадзе. Пайчадзе с удивлением смотрит на меня. Со своим вечным удивлением.

– Четверг, – говорит майор, – уже четверг.

Паровоз снова свистит, вагон сильно качает в сторону, и тут все это и происходит. Происходит быстрее, чем я успеваю сдернуть с плеча автомат. Майор чуть оттягивает от двери Карбулакова и бьет его раскрытой ладонью правой руки. Карбулаков спиной ударяется о Пайчадзе и валится, загораживая проход.

В то же мгновение майор – как был, шинель внакидку, – плечом вперед вываливается в распахнутую дверь, дверь, которую я перед этим не удосужился проверить, закрыта она или нет. Проклятый майор знал, что она открыта и нужно только нажать ручку вниз. И он вываливается в снег, в темноту, на полном ходу. Этого достаточно, чтобы сообразить, что он – не майор.

Хлопает на петлях дверь, в которую врывается грохот и снежная пыль...

Вторым, вырвав из кобуры пистолет, выскакивает Пайчадзе. Карбулаков садится и пригоршней утирает кровь с подбородка. Крови много. Я вижу, как он стряхивает на пол эти пригоршни, и в животе мне делается нехорошо.

– Прыгай, – едва шевеля губами, сипит Карбулаков.

– Помочь? – спрашиваю я.

– Прыгай! Я сам...

Я сползаю на обледеневшую подножку. Слабость проходит, и я приглядываюсь, куда лучше прыгнуть. Ногами вперед, прижав автомат, скользнуть по насыпи вниз. Что-то мелькает мимо. Думать и выбирать некогда. Я прыгаю.

...Внизу, сидя в сухом снегу, ощупываю руки, ноги. Все цело.

Поезд – цепочка желтых огней – вытягивается на повороте. Погромыхивает далеко.

И наступает удивительная тишина.

Снег перестал валить. Луна светит ясная, черные высокие ели стоят натыканные по горам с обеих сторон дороги.

Только что был теплый вагон, и все было хорошо. И вдруг этот снег и я один. Скверно понимать, что не проверил эту дверь. Скверно думать, что ждет тебя чужая пуля...