Сергей Давидофф - Тюрьмерика

На стенках там висели два телефона. Арестанты стояли возле них, ожидая очереди поговорить. То был выход в мир, первое заявление о случившемся, просьбы к родным и близким оплатить залог и вызволить из тюрьмы. Драмы разворачивались у этих аппаратов: драки, крики, разборки. На тех, кто слишком долго говорили, начинали орать, затем оттаскивать, те отбивались, «надо найти срочно деньги выйти отсюда!» Иногда вспыхивали короткие драки, тогда вбегали охранники, хватали нарушителей и волокли в карцер.

Часа четыре длились драмы в телефонной клетке. Мне звонить было некому, я сидел на железной холодной скамье… оцепеневший, без мыслей… «Что будет, то будет – выхода отсюда нет».

Наконец, вместе с еще несколькими узниками меня отвели на девятый этаж и поместили в квадратный зал, переполненный людьми в оранжевых тряпках. Они ходили кругами по залу, сидели на железных стульях и полках, некоторые на полу. Было супер шумно, около восьмидесяти несчастных в этом остроге. Помещение двадцать на тридцать, крохотные окошечки в стенках. Выглядываешь на волю и видишь город, здание суда напротив и кусочек озера.

Мне выдали полку номер один, прям у входа, напротив туалета. Надо сказать, что со временем я сортир в тюрьме стал называть: «аэропорт». Шум спускаемой воды напоминал мне звук реактивного самолета на взлетной полосе. Маленький тайфун, а не туалет. И всю ночь народ курсирует мимо меня на этот аэродром туда-сюда, звук взлетной полосы ревет нон-стоп, да и зэки не умолкают. Я моментами отключался и дремал посреди сюрреального кошмара.

В этом чистилище прошел пасхальный уикенд. В понедельник меня перевели на одиннадцатый этаж. Двухярусное помещение, около пятидесяти заключенных. Преимущественно черные, плюс пятеро белых наркоманов.

Поселили в клетку на первом этаже, возле душевых кабинок. Мое место на полу. Твердый пластиковый матрас. Единственный лежак занят ветераном клетки, моим новым сокамерником Джеффом. Негр тридцати восьми лет, коренастый, лысый, набожный. Сидит в четвертый раз за домашнее насилие. Говорит, был легкий аргумент с дамой сердца, она его обматерила. Но это мелочи, афро-американки они такие, темпераментные и голосистые – закон джунглей, кто кого перекричит… но, когда она пульнула в него чугунной сковородкой… чуть-чуть промахнулась, разбила стеллаж и фарфор (бабушкино наследство), тогда Джефф, исключительно в целях самообороны, легонько подтолкнул подружку. Она кувырком вниз по лестнице два пролета, ломает себе три ребра. Ну и башкой о косяк. Кровь, крики, вопли, 911, копы. Джеффа мордой в пол, ботинок на голову, наручники. Пробивают криминальную историю, а он, голубчик, три раза сидел уж за домашний беспредел. И то, что в церковь ходит регулярно, и то что там проповеди читает по субботам, и то что в хоре поет, – ничего не помогло, – в темницу! Семь лет обещают. А, может, меньше. Об этом он молится, вздыхает: «Спасибо, Иисусе… Помоги, Иисус!»

Завтрак тут в четыре утра, обед в десять, ужин в четыре после обеда. И всё. Нет холодильника, куда бы ночью пойти, заглянуть и теряться в размышлениях, что вредно на ночь, а что нет. С четырех после обеда и до четырех утра – пост.

Вызывают на завтрак так: «CHO-OOW 1 1 Жрачка! »! Звонкий щелчок замков, клетки открываются, народ выползает и выстраивается в очередь за похлебкой.

Зал маленький – десять на пятнадцать. Посреди четыре металлических столика с вмонтированными в пол стульями. На них сидят зэки, рубятся в домино и шахматы. Остальные бродят по кругу.

Встретил одного земляка, Дэн зовут, еврей из Одессы. Попал в США трехлетним ребенком. Вначале с трудом вспоминал русские слова, но вскоре стал говорить, правда, с акцентом. Дэну светит много, лет двадцать: за распространение наркотиков, за незаконное хранение оружия, ограбление… двадцать три статьи всего. Полтора года сидит, ждет суда. Переживает заранее, что будет делать, когда выйдет. Ведь у него нет гражданства, только Грин Кард. А преступников (не граждан), после отсидки депортируют.

– Ку-уда? Куда я поеду? У меня там ни-икого нет, – ноет Дэн. – Нико-ого! Все родственники были здесь, но уже умерли. Подруга нашла себе другого… на второй же день как меня посадили, буквально на второй день. А ведь из-за нее я и сел. Друзья… Друзья? Нет никаких, бля, друзей… Были, когда кокс и деньги водились, а как посадили, тут же все забыли, некоторые даже показания против меня давали – крысы, хотели, чтобы им сроки скинули.

Я хожу с ним по кругу, слушаю, киваю… сам не знаю, что мне светит. Адвокат в субботу навестил, как обещал, думал, начнет мне помогать, а он давай выпытывать.