Корней Азарофф - Сердце Запада

Мы пошли с ней вдоль денников, и по дороге я отвечал на ее вопросы, которые сыпались градом. Через пару шагов мы остановились у денников, где стояли миссурийцы. Сравнительно недавно их вывели переселенцы, двигавшиеся из Кентукки, Теннеси и Вирджинии на запад вдоль Миссисипи. Они брали с собой разных лошадей, среди которых были и чистокровные верховые (одному Богу известно, каким образом эти аристократки-англичанки попали на Запад), восточные и морганы. Они разводили лошадей «в себе» и пытались получить лошадь, подходящую к условиям жизни в районе холмистого плато Озарк в долине Миссури.

Знаете, когда много и, главное, часто ездишь верхом, начинаешь понимать, что было бы неплохо накинуть седло на лошадку, которая может нести тебя на длинные расстояния, часто по каменистой почве, с минимальным расходом как собственных сил, так и сил бедняги-ковбоя. Если вы никогда не ездили подолгу верхом, вам придется поверить мне на слово, что рысь любой лошади, какой бы мягкой она не была, рано или поздно начинает вытряхивать из тебя кишки. Тогда уж и не знаешь, как поудобней устроиться в седле, лишь бы только не ощущать этой бесконечной тряски. Была у нас на ранчо одна высокая караковая кобыла – уж до чего у нее рысь мягкая, как подушка! – даже после нее оставалось такое ощущение, словно твой собственный хребет застрял у тебя же в глотке.

Вот и переселенцам врачи, шерифы, ковбои и прочий люд, привыкший сидеть целыми днями в седле, предъявляли требования, о которых я только что говорил. Однако эти ребята, двигавшиеся к Миссури, видать, знали, каких друзей с копытами скрещивать, потому что в итоге вывели отличную лошадь с идеальным аллюром, получившую название «фокстрот». При этом аллюре передние ноги животного двигаются шагом, а задние – рысью, и со стороны кажется, будто лошадь действительно танцует одноименный танец. Фокстроттер не ставит задние ноги с резким ударом, как на обычной рыси, а словно проскальзывает ими под корпус. Так, на словах, вся прелесть этой особенности понятна только что знатоку, который на лошадях собаку съел. На деле же ты чуть ли от восторга не падаешь из седла, потому что фокстрот – это плавный, комфортный аллюр, которым лошадь, не испытывая усталости, может двигаться долгое время. Причем способность передвигаться таким образом врожденная, что еще более ценно. Я прикупил для своей команды и себя ровно 31 фокстроттера – 25 кобыл и 6 жеребцов. Ранчо у нас было большо-о-е, поэтому мы нуждались в «удобных» лошадях – объезжать дай Бог сколько приходилось.

Покатавшись на своем соловом Бинго, я решил, что для ковбойской лошади, пригодной для работы со скотом, у фокстроттеров не достаточно мускулистое телосложение и устойчивость на ногах. Из-за последней недоработки вся команда «Лилии», включая и ее хозяина, за время объездов успела хотя бы по одному разу грохнуться вместе с фокстроттером в грязь на крутом вираже. Мы с ребятами пораскинули мозгами, и мысль у всех была одинаковой – надо дорабатывать недоработки.

Я прикинул, с какой породой лучше всего скрестить фокстроттера и отправился на Юг за жеребцом кентуккийской верховой породы. 7 7 Ныне эта порода носит название «американская верховая». Именно эти элегантные умные животные среди прочих своих достоинств обладали одним существенным плюсом – природным чувством равновесия. Назад я вернулся, ведя в поводу темно-рыжего, почти красного пятилетнего жеребца, предварительно отвалив за него одному плантатору сумму, при воспоминании о которой мне до сих пор становится плохо. Но, поверьте мне, он стоил тех денег, что я за него отдал. Его звали просто Билли, и для жеребца он был идеальным – добронравный, смышленый, резвый. Он был чистокровкой, однако это не мешало ему тащить фургон или с успехом работать со скотом, когда этого требовали обстоятельства.

Мой опыт увенчался отличным результатом, и теперь ребята, гоняясь по прериям за коровами, с удовольствием закладывали виражи на дочерях и сыновьях Билли.

Оправившись после покупки Билли, потребовавшей колоссального вложения средств, мы с ребятами продали гурт скота, потому как было то самое время, когда цены подскочили до небес. В итоге мы выручили еще не менее колоссальную сумму, и вместе с ней и с Уолтом Риардоном я отправился теперь уже на Восток. Там один богатый парень увлекался лошадьми, но потом, из-за несчастливого стечения обстоятельств, разорился, и теперь все имущество толстосума распродавали с молотка. Меня мало интересовали его барахло или картины европейских мазил, да и даже из лошадей мои мысли занимала только одна. Парень-то был богатым, а богатым – море по колено. Он как истинный ценитель лошадей (ценитель с деньгами!) и большой любитель путешествовать привез с собой из Туркмении ахалтекинского жеребца гнедой масти по кличке Абдулла.