Владимир Молодых - Казачья Молодость

успех…

*

Последние весенние дни в гимназии не принесли сколько-нибудь примечательного, чтобы оно задержалось в памяти моей, и я бы мог сейчас об этом вспомнить.

Так что, увы! – мой читатель. А гимназию я окончил блестяще, как всегда с благодарственной грамотой. Все завершилось успешными экзаменами. Один – в гимназии, другой – в кадетском корпусе, где заочно сдавали в училище кадеты и я с ними заодно. И помог мне в этом не кто иной, как отец Нины. Он был преподавателем в корпусе. Об этом я узнал уже в училище от Сашки-кадета, моего закадычного друга по училищу. А тогда в день экзамена в корпусе мы еще не знались.

А потом было в голове не до этого. Весна. Надо спешить домой. Отец передал с Бутиным короткое письмо. Он зовет меня быстрее возвращаться в станицу. Этой весной мы должны плыть за моим новым конем, которого давно присмотрел отец. Конечно, меня манила станица, степь, свежий вольный ветер. Запахи первых трав и цветов. И, конечно, запахи конского пота и дегтя. Это милые с детства запахи, они вечно будут тебя преследовать, если ты казак в седле. И от всех запахов этих закружится голова и даже защемит сердце, будто ты среди родных тебе с детства полей.

Однако надо было дождаться выпускного вечера. Вот и он прошел.

Стояла пора цветения сирени. Теперь я ждал прихода парохода из Зашиверска, чтобы взять меня вместе с конем. Мы как-то сидели в саду, и я читал вслух стихи Тютчева. Книгу стихов подарили мне вместе с почетной грамотой. Этого поэта я не любил. Но, как говорится, дареному коню в зубы не смотрят. Петр сидел напротив меня в летней беседке. Слушал он меня, похоже, вяло. А то, думаю, и вовсе пропускал мимо ушей. Зато он первый заметил Наташу, младшую сестру Нины. Случайно ли она забрела в эти далекие от ее дома места, сказать не берусь. Петр окликнул ее. Она вздрогнула от неожиданности. Я подошел к ней, и мы прогулялись. Мы бродили среди запахов сирени и черемухи. На освещенной заходящими лучами солнца стороне аллеи я читал ей Тютчева. Блики последних лучей солнца блуждали сквозь листву тенями по ее юному лицу с легкой улыбкой. Но, похоже, она пришла сюда не за стихами. Что-то мучило ее. Я наломал ей охапку душистой сирени. Она ушла, не простившись с Петром. Потом мы долго гуляли по тихим утопающим в сумерках переулкам. И мне удалось ее разговорить. Да, она шла, чтобы сказать, что Нина продолжает лечиться в Европе и что она передает мне привет. И просит, чтобы я посетил могилу Владимира и возложил живые цветы. Сказав это, она подала мне руку на прощание. Я задержал ее руку – я хотел ей что-то сказать – но рука ее выскользнула из моей. И дверь за ней закрылась… А я хотел – и не смог спросить ее про Софи.

На том и кончилась моя дружба с сестрами, которые были моими лучшими средствами от одиночества…

В ближайший же день я поехал на могилу Владимира. Еще не просевшая на могиле земля утопала в цветах. Так много у него было поклонников. Я был этому рад. Он достоин этой чести. Я долго стоял и вспоминал наши встречи и, конечно, его слова. «До той площадки, где расседлывают твоего скакуна, как победителя, стоят долгие часы, дни, а то и годы, усилий и продуманная тактика скачки».

И еще он предупреждал, что придется падать на каждый десятый выход на скачки, но каждый сотый может стать последним в твоей жизни. Это английская статистика. Они вам, казакам, думаю, не указ, но прислушаться все же надо. И еще. «Если бы я не радовался работе с конем, даже не побеждая, то не мог бы быть наездником успеха. И никто бы не мог. Это тяжелая жизнь, но удовольствие от участия в скачках перевешивают все ушибы и беды…» Не отпускал меня Владимир.

Уже в седле я обернулся к Владимиру. И всплыли сами по себе слова: «Мертвый в гробе мирно спи, жизнью пользуйся живущий».

Итак, гимназия позади! Это уже пройденный этап той поры жизни, когда подвластно тебе все. Молодость имела на это власть. Я понимал, я был даже уверен, что во мне достаточно порыва этой молодости, чтобы свести до одного желания, до одной мысли все свои способности на пути к своей мечте.

Я с благодарностью простился с гимназией. Я совсем не считал, как иные, что, окончив, мы получаем свободу, нам даруют дни куда более счастливые, чем те, что прожиты в гимназии. Я так не считал. Я все же считаю, что в гимназии я состоялся как гражданин. В этом заслуга гимназии и все то, что объединяет в себе это название. С ее классами, учителями, друзьями. Нас выстроили в последний раз во дворе гимназии. И все мы дружно крикнули: «Прощай гимназия!». Кто-то добавил «навсегда». Простились: кто-то крикнул громко, а кто-то тихо – или вовсе про себя.