Владимир Молодых - Казачья Молодость

Я взял его брошюру «Когда же придет настоящий день». Вручая эту скромную книжонку, АБ сказала мне тогда, что в ней можно найти ответы на вопросы «Что делать?» и «Кто виноват?». Словом все о, что волнует умы России сегодня. Я много размышлял над прочитанным, углубляясь, не спеша распутывал клубки замысловатых мыслей Добролюбова. Пропускал, если заросли мыслей для меня, гимназиста, были непроходимыми. Но находил удовлетворение, когда выходил из зарослей на открытую поляну.

Вот за таким занятием меня однажды застал Петр. Он, как всегда вошел без стука. Я ему уже не раз напоминал, что он входит в чужое пространство. Но он при этом только ухмылялся – мол, это все мелочи жизни. Я ему и сейчас заметил:

– Может, ты оставишь свои жандармские привычки – входить без стука?

– А разве мы с тобою не друзья? А если так, то ты не прав.

Мало того, что Добролюбов, так рядом лежала вообще запрещенная книга «Овод».

Я попытался было убрать их со стола, но он остановил меня.

– А что это за книга?

– А! Эта… Да это книга о насекомых. Ты городской не знаешь – что такое овод? А это бич летом для скотины в станице. Это кровососы.– Я показал ему обложку, не выпуская книги из рук

– Овод! – прочитал Петр вслух.

Нельзя сказать, что я очень остерегался его, хотя знал, что он может ляпнуть об этом где угодно. Хотя я был уверен – он не глупый человек – что он не пойдет доносить на себя, что в доме полковника казачьего полка живет «якобинец». Так почему-то он – с какого-то времени – стал звать меня.

– Как видишь, читаю Добролюбова. Взял у АБ. Здесь заметки по повести Тургенева. Слышал? Не слыхал… Это классика нашей литературы. Но в этой статье есть то, что писал Белинский по поводу «Выбранных мест из переписки с друзьями» Гоголя. Конечно, ты этого не слышал. Это чисто литературная статья.

Петр смотрел на меня мутными глазами. Значит, он ничего из сказанного мною не понял. Мне захотелось, как говорится, потравить гусей. Проверить, – как он будет реагировать на откровенное?

– Я вот решил заново, спустя годы, прочитать то, за что нам приписали криминал. – Обратился я к Петру с такой откровенной наглостью. – Почему наш кружок признали неблагонадежным? Вот послушай, что Добролюбов пишет. Да, а ты садись – коль пришел.

Петр, молча, присел на край стула, готовый ко всему. Ведь он знал к кому пришел и о чем пойдет речь.

– Вот теперь послушай, коль попал, как говорится, под раздачу.

Речь пойдет о повести Тургенева «Накануне» и ее героине Елены. «В ней сказалась та смутная тоска почем-то, та почти бессознательная, но неотразимая потребность новой жизни, новых людей, которая охватывает теперь все русское общество, и даже не одно только так называемое образованное». Что ж тут преступного, по-твоему? Да, в Елене автор увидел лучшие устремления современной жизни. Вот и все. И в этом весь вред, выходит, нам, гимназистам? И что, по-твоему, это подорвет устои государства? Пойми, образование уже само по себе несет этому опасность. Что ж, давайте соберем все книги и сожжем. А ведь такая безумная идея уже высказывалась. Как ты думаешь?

– Я… я не думаю… и тебе не советую на этот предмет думать и философствовать, – брезгливо поглядывая на брошюру, проговорил Петр.

– А жаль! Тебе через это все равно пройти придется… и философствовать то же. Ведь ты, я слышал, собираешься в университет?

Петр при этих словах глубокомысленно замолчал, должно, подбирая нужное слово. Это хорошо, что он задумался. Значит, все мною задуманное было не зря.

Зато, вспомнилось, как нас свела судьба на перепутье дорог. Белые стремительно катились на юг. И вот тогда Петр скажет быстро, без запинки: «Нас не готовили к этому. Ведь мы присягали тогда царю, – скажет Петр, выпускник военного училища, – а учителя не ведали, чему учили нас. А виноваты во всем вы – революционеры. Мы верили царю…» На что я тогда ему скажу: «Слабому нужна вера, а сильному – свобода. Слабому веру, как соску с младенчества дают, а сильному свободу надо еще отвоевать». Каждый из нас в Гражданскую войну понесет свой крест. Только одни на чужбине, а другие – на родине.

Словом, разговор в тот день у нас не получился. Но на выходе в дверях Петр вдруг спросил: почему я не навещаю Нину? Вот, оказывается, зачем приходил Петр?

– Жаль, что такую девушку ты упустил. Надо было ее чем-то увлечь…

– Зря ты так считаешь. Мы даже много о чем с ней говорили и о многом читали.

– И что ж?

– Что? Я думаю, она даже стала стесняться своего невежества.