Юрий Чернявский - Сказка №3. Перекресток имени Бабы-яги

– Пожалуй, здесь есть, скорее, некая недосказанность для возможного продолжения, в котором они вынуждены будут назвать бессмертие просто бессмертием. Так часто делают в коммерчески успешных проектах. Иногда это даже себя оправдывает.

Для наглядности Голос пересказал содержание другого многосерийного фильма. Точнее он озвучил, слышанный им ранее диалог:

– Не рассказывай, – сказал женский голос, – а то мне не интересно смотреть будет… А хотя, рассказывай, всё равно уже не интересно.

– Так вот. Сериал сей тупее дня св. Валентина, – ответил ей голос мужской. – Главная героиня этого шедевра малохольная, как и все бабы. Выглядит, как близнец сфинктера ануса. Эмоции неясыти, как будто в детстве ботексом в мозг укололи и все «морщины» разгладились. Улыбнулась за фильм два раза. В первый раз, когда померла ее матушка и второй, когда упала с лошади и сломала себе копчик.

– А ничего, мне бы понравилось. И вообще, знаешь, Ленарис, бездуховная ты личность. Это же просто фильм про любовь. А тебе лишь бы хлеба без зрелищ, – пожрал и иди.

– Ты говоришь так, как будто я с тобой сегодня еще романтикой не занимался. Просто я вижу общую картину. Чего придираешься?

– «Романтикой»… Скорее – это было спортивно. Хорошо еще, что у меня только воля несгибаемая, а все остальные части тела легко гнутся… И, кстати, как общая картина?

– Удручающе. И вообще, у вас нет, случайно, прабабушки? Вы так похожи на одну мою знакомую прабабушку.

– Ну не выделывайся, что дальше было?

– После просмотра этого «шедевра» я пришел к выводу, что если Вселенные, существа живые и мыслящие, то наша, похоже, олигофрен. А может она вообще какая—нибудь росомаха и ее всё устраивает, даже блохи на собственном хвосте. Не веришь? Тогда слушай содержание следующей серии, хоть это и немного жестоко по отношению к тебе…

– Прикольные они, – сказал Голос. – Мне всегда нравилось их слушать. Ладно, про этот сериал дальше, я своими словами расскажу, а то в их диалоге слишком много выскакивает на отвлеченные темы. Их тогда занимал совсем другой предмет…

– Да, ты прав, – согласился Альберт, выслушав пересказ Голоса. – Пожалуй бывают случаи, когда лучше всё закончить хеппи эндом и как можно скорее.

– Даже не представляю, – продолжал Голос, – как бы они выкрутились в 221 серии, если бы его жена не впала в кому, оттого, что двух ее сестер съел крокодил, а третья попала в аварию, катаясь на роликах по лоджии.

– Да, – подхватил Альберт, – я помню, это произошло во время свадьбы его первой жены с банкиром у которого потом обнаружили рак, когда он сдавал кровь из пальца на анализ мочи.

– Ты путаешь, это было переливание.

– Мочи?

– Нет, в переливании мочи нет необходимости. Он как раз сдавал кровь для переливания своей второй жене, с которой столкнулась на лоджии третья сестра главного героя.

– Да, конечно. Вот тут, пожалуй, и был бы уместен хеппи энд. Как считаешь?

– Ну, для зрителя это, несомненно, было бы спасением.

Из кустов донесся треск и глухое ворчание, кривое высокое дерево содрогалось до самой макушки. «Ого, – подумал Альберт, – крупный зверь и сильный – совсем не прячется. На такую дичь не грех и поохотиться». И Альберт начал доставать стрелу. В это время над кустами поднялась круглая человеческая голова с бегающими глазами.

– Не стреляй, – сказала голова, – я свой.

– Но что ты там делаешь? – удивился Альберт.

– Видишь ли, – потупился незнакомец, мы любим друг друга.

Альберт оглянулся, никого не увидел поблизости и сказал: – Не помню, что—то, когда я успел тебя полюбить.

– Да нет же, я люблю дерево, я дендрофил, объяснил человек, появляясь из кустов и застегивая на ходу штаны.

Альберт внимательно выслушал, как Голос трактует понятие дендрофилии и удивился еще раз, почему этот человек утверждает, что он свой?

– Она такая красивая, – продолжал незнакомец, указывая на дерево.

Альберт посмотрел на корягу и уточнил: – Это он, это молодой баобаб.

– О боже, – пискнул человек, закрывая лицо ладошками, – только этого не хватало, как он мог! И он погрозил дереву кулаком.

– Но почему бы тебе не полюбить человека, тогда точно не ошибешься, – вошел в его положение Альберт.

– Понимаешь, это трагедия всей моей жизни. С самого детства меня учили любить природу, в школе, в семье, в летнем лагере. Я же не мог не послушаться старших, я был такой послушный. Я воспринимал всё буквально, а они, эти монстры от педагогики воспользовались моей доверчивостью! И вот теперь я люблю деревца даже больше, чем «Грин пис», хотя, конечно, у них любовь более платоническая, – слегка смутился он. – Не верьте, слышите, никогда и никому не верьте, что разлука лечит! – вдруг запричитал дендрофил. – Ах! Она была прекрасной березой, я случайно ее увидел и сразу потерял голову… я был так одинок, – дендрофил начал заламывать руки, – но я подозревал, о, я видел, как он ее вожделел, как он похотливо касался ее ветвей, нет – он ее просто—таки лапал, пользуясь каждым порывом ветра!