Юрий Копытин - Тайный вояж

Дарья, раскрасневшаяся от жара печи, подбежала к коменданту и поставила перед ним миску аппетитных щей и большую кружку ароматного холодного квасу, настоянного с душицей и мятой.

– Кушайте на здоровие, Пётр Иванович, – мелодичным голосом пропела она.

Офицеры, отобедав, тихо переговаривались между собой в ожидании, когда закончит трапезу командир. Пётр допил квас, поблагодарил Дашу за вкусный обед и, не спеша, направился к выходу. Офицеры поспешили следом за ним.

Дождь уже закончился, было тихо и безветренно. Повисшие на листьях деревьев капли, сверкая в ярких лучах солнца, тяжело срывались на промокшую землю, оставляя крохотные воронки в сером песке.

Пётр невольно остановился, щурясь от яркого света, поправил съехавшую шпагу и, извинившись перед офицерами, направился к берегу Бии. Над водой поднимался лёгкий пар, а на юге, над заречным бором, широким коромыслом повисла огромная радуга. Воздух до того был лёгок и свеж, что после дообеденной духоты был как бальзам для истомившегося тела.

Как хорошо было вот так, просто, ни о чём не думая, постоять на берегу, забыв о делах и заботах, созерцая обновлённую после грозы природу: виднеющиеся вдали голубые горы и как будто остановившуюся в своём течении гладь реки…

После жизненного непостоянства, мотания по разным крепостям и острогам он в 1770 году был назначен комендантом Бийской крепости. Начав военную службу солдатом-гвардейцем, а затем получив офицерское звание, Пётр участвовал в Семилетней войне, которую прошёл от начала до конца, и в чине полковника, наконец-то, нашёл свою пристань. И, хотя за всем этим он так и не женился, но зато теперь это был его дом: эта крепость, эта река, зеленеющий лес и голубые горы – всё стало для него своим, родным. Родом из Киева, он всей душой полюбил эти края и считал уже себя коренным сибиряком. Недаром говорят: «Казак, как голубь: куда ни прилетит, там и пристанет»…

Звон колоколов, призывающих народ к вечерне, прервал его мысли. Пётр развернулся и поспешил к церкви, смешавшись с толпой слободских и казаков, спешащих на молебен. Церковь, умытая дождём, казалась по-особенному праздничной среди окружающей её зелени. Взмывая высоко вверх, она, казалось, цепляла золочёными крестами проплывавшие после грозы редкие облака.

Над засветившимися в лучах яркого солнца куполами кружилась стая рассерженных ворон, громким карканьем выражающих своё недовольство за потревоженный колокольным звоном сон.

Люди, пришедшие к вечерне, с уважением расступились перед комендантом, пропуская его в первые ряды, но он, остановившись неподалёку от дверей, так и простоял там до конца службы, в молитве прося Господа помочь в свалившейся на горнизон нужде.

На следующее утро вскочив спозаранку, Пётр вышел во двор крепости, где его уже дожидался улыбающийся и кланяющийся Тархан. Со стороны казарм появились двое зевающих казаков; завидя коменданта, они враз оживились и строевой походкой проделали остальной путь.

– Ну, вот и все в сборе. Надеюсь, до вечера управитесь.

– Конечно, управимся, Пётр Иванович! – хором ответили казаки.

Все вместе они вышли за ворота крепости, Тархан отвязал стоявшую там лошадь и вместе с казаками отправился к переправе.

Пётр, проводив взглядом отплывающие лодки, направился к слободе, где на берегу реки жил бывший тульский казак Яков Щукин. Так же, как и Пётр, он прошёл Семилетнюю войну, после чего, отслужив в Бийской крепости, был списан – старые раны дали о себе знать. И вот уже два года, после указа о выделении казакам наделов земли, занимался хлебопашеством, охотой, рыбалкой, а ещё поднимал вместе с женой Прасковьей четверых детей.

Пётр знал, что живут они в большой нужде, но стараются никому этого не показывать; дети, хоть и ходят в стареньком, а всегда чисты и опрятны. Яков, с мотком ниток за поясом, починял растянутые между двух жердей старые сети.

– Здравствуй! Вижу, к рыбалке готовишься, – поприветствовал его Пётр.

– Доброго здоровьица, Пётр Иванович, – отставляя свою работу, ответил Яков.

– Вот, проходил мимо, дай, думаю, зайду, старого товарища попроведаю. А что дома-то один?.. Тяготят, небось, домашние заботы?

– Да что там говорить – конечно, тяготят, – махнул рукой Яков. – Казак на службе горит, а без службы тухнет… А Прасковья с детьми в поле, с рассвету ушли – овёс от лебеды прополоть надобно. Мне-то велено к их приходу рыбки наловить да обед сготовить – вот такие мои заботы.

– С удовольствием оставил бы всё да махнул с тобой на рыбалку, – с молодецким задором произнёс Пётр, чтобы как-то взбодрить бывшего сослуживца.