Вознесенский закрыл дверь и выключил свет. Женя плохо соображал, что ему рассказывали.
– Да-а-а, – протянул Саша. – Вот такая наша «домашняя» работа – собирать образцы тканей, отправлять их в ГСБ, колдовать, чтобы люди были похожи на людей… Если ночь без происшествий, моя обязанность всё сфотографировать, повозиться с базой данных, а ваша – сшить останки для похорон. А так катаем на вызовы, поэтому всегда будь на чеку. Кстати, нас могут снимать, чтобы потом показывать по телеку, советую носить с собой расчесочку.
Вознесенский не закончил, как входная дверь хлопнула, и в помещение по-хозяйски ввалился громадный мужчина сорока с лишним лет.
– Саша, привет! – сказал он.
Эксперт что-то проворчал в упрек, но опоздавший не придал этому значения.
– Это Павел Петрович, твой напарник, – Вознесенский похлопал Женю по плечу, и парень от этого похлопывания чуть не свалился на кафель.
Павел Петрович взял из стоявшей на столе вазы с конфетами мятную карамель и, шурша оберткой, прошел мимо коллег в ординаторскую.
Медицинского образования у Петровича не было никакого. И позже Женя узнал, что до того, как попасть в бюро, Павел работал бухгалтером в одном из отделов ГСБ. А должность в Восьмёрке он, естественно, получил с легкой руки Олега Евгеньевича.
Компетенции его хватало на то, чтобы ездить на вызовы или просто забирать растерзанные тела, заносить данные в протокол, а потом помогать эксперту и более образованному санитару на вскрытии по типу «подай-принеси-подними-выбрось».
Первым телом Жени стала разодранная женщина. У неё была полностью выеденная брюшная полость, половина лица отсутствовала, и куски кожи еле держались на нем.
– Ты видишь это? – сказал Вознесенский, стоя за спиной парня. – Это они сделали.
– Безголовые? – у Жени притупилось ощущение реальности. Все вокруг плыло. Ему не было дела до трупа на столе.
– Да, блеммии. Жу-у-уткая тварь, когда увидишь в реальности. Хуже, чем по телику показывали… Как будто человека живого скрестили с монстром с картинки. И ты не… не понимаешь, как реагировать. Бывшие люди. Но вот только их вспоротые животы превратились в пасти.
Женя смотрел на эту женщину, на то, что от неё осталось, но думал только о том, как ему собрать себя в кучу. Он боялся, что его выгонят или подумают, что он действительно пьян.
– А знаешь, что самое «прекрасное»? Ведь блеммии, или как вы в миру говорите «безголовые» – это тоже чьи-то родственники… – эксперт говорил в никуда. Павел слушал эти размышления о вечном далеко не в первый раз и уже не утруждал себя вылавливанием смысла (Вознесенского часто пробирало на философию), а новенький санитар выслушать его был не в состоянии.
Пока Женя и Павел Петрович стояли в стороне, Вознесенский стал собирать с разрезов образцы ткани. Затем он сказал Павлу включить еще несколько ламп над телом и вынул из чехла фотоаппарат.
Вспышка камеры била по зрачкам, и в её ослепляющем свете Женя почему-то видел игру собственного сознания, как артефакт на экране компьютера – две точки, ярко-голубые глаза.
– А это зачем? – спросил Женя, стараясь незаметно проморгаться. Он подошел к каталке с инструментами, пытаясь за неё ухватиться, чтобы устоять на ногах.
– Это для органов… Фотографирую органы для органов, ха-ха, – заявил Вознесенский, пересматривая фотографии. Ничего особенного. Знаешь, у меня такое ощущение, что в патрульной полиции работают идиоты, которые не могут никого поймать, ГСБ не способно ничего расследовать, а Восьмёрка – большо-о-ой такой утилизатор. Но! – Вознесенский поднял палец. – Тем не менее, образцы тканей, кроме опознания родственниками, в перспективе помогут нам вычислить товарищей, которые превращают обычных граждан в безголовых. Мы называем этих тварей…
Вознесенский не договорил. Женя потерял сознание, опрокидывая за собой на пол железные инструменты. Секционная наполнилась звоном.
22 года назад
Солнце грело капот автомобиля, от жары на лбу мужчины блестел пот. В салоне было невыносимо жарко, и Владимир Гронский был в шаге от того, чтобы упасть в обморок.
Вдоль дороги выстроились люди. Из колонок на высоких штативах играли оркестровые вариации гимна. Владимир посмотрел сквозь тонированное стекло на улицу – над головами зрителей развевались флаги.
Машина встала возле здания Верховного Совета. Военные в парадной форме приветствовали кортеж.
Гронский выдохнул и улыбнулся.
Читать дальше