Сергей Яковенко - За две жизни до мечты

Так жизнь сама постепенно отдалила нас друг от друга, а пришедшая на смену беззаботному детству воинская повинность и вовсе развела по разным городам. Вовка поступил в какое-то высшее военное училище в соседнем областном центре, а я, так и не решившись продаться модным, прибыльным профессиям, закосил от армии и уехал в столицу, нырнув с головой в любимое занятие – музыку.

Вот только хорошего музыканта, несмотря на огромное желание, из меня не вышло. Тогда я организовал собственную студию звукозаписи, которая со временем стала приносить сносный доход и позволила получать удовольствие от процесса зарабатывания денег.

Мои родители переехали жить за город в бабушкин дом, а нашу квартиру сдали вместе с мебелью каким-то очень дальним родственникам, о которых я никогда даже не слыхивал.

О Вовке и о его судьбе я теперь почти ничего не знал, кроме того, что с армией у него не сложилось, и военное училище он бросил ещё на третьем курсе.

В общем, арабы так и не напали, клад не нашли, а водородную бомбу смастерить как-то руки не дошли…

Следующая встреча с другом произошла прямо в нашем старом доме. Той весной я вернулся в город, чтобы помочь родителям с приватизацией жилья. Некоторые документы всё ещё хранились в квартире, и мне пришлось потревожить новых обитателей жилища.

Обитатели оказались весьма приветливыми людьми с придурковатой внешностью и ярко выраженным чувством благодарности за предоставленную возможность жить за небольшие деньги в тихом центре. За чашкой чая они поведали мне, что на прошлой неделе ЖЭК нанял подрядчиков и начал перекрывать прохудившуюся крышу, и что деньги на этот ремонт собрали всем домом сами жильцы. А ещё сосед за стеной на балконе козу завёл, которая блеет на весь двор, а уж пахнет так вообще на всю округу.

Я сидел на родной кухне и почти не слышал щебетания квартиросъёмщицы. Я рассматривал старую мебель, краска на которой выгорела от времени и стала тусклой и безжизненной. Смотрел на водопроводный кран, который не менялся уже лет двадцать, если не больше. Я пытался прикинуть, сколько же раз своими маленькими детскими ручонками откручивал его, чтобы напиться прохладной воды после долгой беготни в «казаки-разбойники» на горячем асфальте двора.

Я кивал, делая вид, что слушаю, а когда кивать надоело, поблагодарил за чай, попрощался и вышел на лестничную клетку, едва не сбив с ног какого-то пьяницу. От столкновения у того выпал дымящийся окурок, и он весьма доходчиво объяснил мне, кто я такой и в какую сторону мне немедленно следует пройти. Высказавшись, он поднял с пола свой окурок и, шаркая, поплёлся вверх по лестнице. Я же тихо извинился и заковылял вниз, а когда спустился уже на добрую пару пролётов, вдруг услышал хриплый голос алкаша:

– Серый, это ты был, что ли?

Я замер. На мгновение повисла тишина. Вопрошающий явно ждал ответа, но я никак не решался говорить. Боялся, что догадка может подтвердиться.

Ждать пришлось недолго. Сверху послышались шаркающие шаги и, когда опухшее, небритое лицо оказалось в поле зрения, я не сразу узнал в нём Вовку. Беззубый рот растянулся в широкой улыбке, а чёрно-жёлтые, грязные ручищи уже тянулись к моим плечам, чтобы заключить в беспощадные объятия. Я стоял, оглушённый, шокированный, и с трудом вдыхал тошнотворный запах немытого тела, дешёвого табака и многодневного перегара. А Вовка причитал:

– Старик! Ты куда пропал-то, друг!? Ха! Красавчик! Серый! Вижу – поднялся! Солидняк!

Слово «поднялся» он произнёс с наигранной важностью, протягивая букву «я» и расплываясь в беззубой улыбке.

– Ты как вообще? Вернулся, что ли? – Повисла пауза. – Ёли-палы, это ж я! Ты чё? Не узнал? Вован я! Ну? Друзяка, ёптить! Х-а-а!

Он снова полез обниматься. Я не отвечал и просто смотрел прямо перед собой. Говорить ничего не хотелось.

– Слышь, ну ты чё немой стал?! А? – полушутливо заглядывая прямо мне в глаза, но уже явно начиная сердиться, проорал он. – Это ж я – Вовка! Ну? Вован! Это у меня в организме дефицит фосфора! Помнишь? Мы же с тобой в пробирки ссали хором!

После этих его слов сдержать улыбку уже не получилось, а он как-то сразу успокоился, отступил на шаг, с ног до головы меня осмотрел, продолжая искренне улыбаться, склонил голову набок и тихонько прошептал:

– Серый… – по его опухшим, небритым щекам вдруг потекли слёзы.

Я оторопел. Он смутился, старался улыбаться, но слёз сдержать не мог. Только разводил руками, и отворачивался, часто моргая и тихонько бормоча: