Владимир Козлов - Горькое молоко – 1. Золотой брегет. Тюремный шлейф

– А я поверил ему, ну думаю, пойду сейчас курево прятать для ШИЗО, но он после отошёл и отпустил меня, держась за сердце.

– У него сердце больное, два года назад инфаркт перенёс. Ты может его, чем – то обидным зацепил, если он за сердце держался. Если так, то считай, тебе повезло сегодня вдвойне.

Но в следующий раз он с тобой обязательно рассчитается, – предупредил Мотыль.

– Были с моей стороны некоторые отклонения в такте, но он сам выпросил их, – объяснил Иван.

– Ничего не думай, может всё обойдётся. Всё будет зависеть, как он на тебя глянул. Сам посуди, недавно появился молодой человек, а уже в полосатом шарфе щеголяет по лагерю. Они этого не любят. Паша Кудрявцев, заместитель начальника колонии говорит:

«Что к нам в лагерь приходит только горбатый контингент. И этот физический недостаток приходится выправлять администрации. Ни разу не пришёл этап с прилежными активистами или заключёнными с высшими образованиями».

А я возьми да скажи, мол, сами поезжайте по автотрассам и собирайте себе заключённых. Каждый гаишник клиент будет ваш. Он за эти слова из меня клиента изолятора сделал. Они не любят, когда про их брата плохо отзываются. С ними даже по принуждению надо осторожно разговаривать. Вася Солома, на съёме в шутку кобыле вороной Гальке, по крупу ладошкой постучал и рявкнул на весь строй. «Эх, засадить бы тебе любимая». Его Татарин и засадил в БУР на три месяца.

– С языком у меня будет порядок, я на показуху никогда не работаю, – сказал Иван, встав, не спеша с табуретки. – Пойду, пройдусь до восьмого отряда.

– Если ты к Генералу, то его нет. Вагонов много пришло, они сейчас рогом прут во благо Советских лагерей и отечества. Неделю точно будут грузить.

– А как же сон? – спросил Иван.

– Поспать их на шесть часов будут заводить в зону.

Там четыре бригады пашут, одна в резерве на подмене. Ты лучше, чем от безделья страдать, сходи к сапожнику Февралю, тебе там головки нашли на хромовые сапоги. Прикинешь на ногу, может он, уже полностью сшил сапоги, тогда заберёшь их у него.

Февраль оказался низкорослый, тщедушный мужчина с горбом не на центре спины, а смещённым к правому плечу. Подобную уродливость Беда впервые увидал в своей жизни. Он отметил, что все горбатые имеют удивительную схожесть между собой в обличье. Такое яркое сходство, возможно, им горба придавали, которые отражались в их лицах.

Февраль, не глядя в сторону Ивана, сказал:

– Обувь, твоя готова, вот примеряй, – он достал со стеллажа сапоги и протянул их Беде, – век не сносить! – похвалил он свою работу.

Беда померил сапоги, – они пришлись ему впору. Хромовые сапоги на зоне – это роскошь. Он прошёл в них по мастерской. От такой обуви у него было необычайное чувство гордости и огромной благодарности к Генералу. Иван снял их с себя, покрутил в руках и спрятал под бушлатом:

– Благодарю, что я вам за них должен?

– Носи на здоровье, а за всё остальное не беспокойся. За год вперёд уплачено. Будешь теперь, как Испанский идальго ходить по зоне, но местной ваксой их не мазюкай и гармошкой голенища не делай. К вертухаям можешь внимание привлечь. Если им понравятся, могут снять. Ты если что гони им тюльку. Говори, что у тебя ортопедические сапоги, для лечения. Тогда в жизнь не заберут, я тебе за купоросил тебе туда шикарные стельки. Вот их и засветишь если что.

– Понял, я их беречь буду. «Мне долго ещё топтать зону придётся», – сказал Иван и вышел из дверей сапожной мастерской.

…У дверей на улице стояли два молодых парня, примерно одного года с ним. Один из них был в очках, а у второго под глазом был синяк. Они переминались с ноги на ногу, не решаясь подойти к Ивану. Беда обратил внимание на их встревоженные лица, по которым без слов можно было понять, что у ребят проблемы и к нему имеют разговор:

– Что – то хотите пацаны? – первым спросил он.

– Ты не Беда будешь? – спросили они.

– Да, а в чём дело?

– Мы ходили к Кавказу, а он нас к тебе послал, чтобы ты разобрался, – сказал парень в очках. – У нас проблема с Кустарём из нашего отряда назрела. Он продал нам валенки, мы ему рваную за них заплатили. А он нам сдачи не дал четвертную. И мало того подходит его кент Монтёр и говорит, чтобы я выпрыгивал из валенок, что это его. Пришлось вернуть ему их. А Кустарь нагло говорит, что знать ничего не знает и, если мы поднимем, кипишь, его друг спросит с нас за крысиную выходку. Брату для острастки под глаз засветил.

– Понятно всё, – вымолвил Иван, – вы давно на зоне?