Глеб Давыдов: Алый куб господина Сортеса. Роман в четырёх частях. Книга первая

– Но это ведь не всё, верно? – с уже почти нескрываемым напряжением в голосе, спросил Фреовин.

Ему было абсолютно плевать на очередного подрезанного, каких каждое утро пачками вытаскивали из закоулков, было плевать и на так оплакиваемую псевдо-бродягой старуху, и псевдо-бродяга это прекрасно знал, просто в этот раз, за действительно нужную информацию, он хотел не денег, а чего-то иного.

– Всё верно, есть ещё кое-что, но это будет стоить дороже горстки местных монет.

Фреовин был готов удавить сидящего перед собой, но к счастью, как для ментального, так и для физического здоровья псевдо-бродяги, он, тут же взял себя в руки, лишь глубоко вздохнув, молча кинул на стол запечатанную пачку сигарет. Глаза псевдо-бродяги сразу же загорелись и тот, быстрым движением, смахнул пачку со стола.

– Здешние, ещё не пришли к автоматизации. Таких вещей, здесь уж точно не делают. Боюсь представить, как ты их достал. Ну да, в целом, это неважно для нас обоих, верно? – с довольной улыбкой произнёс псевдо-бродяга, чиркнув пламенем из небольшой квадратной зажигалки.

На её лицевой стороне была изображена взлетающая птица, снизу же, красовалась подпись на явно неместном языке, гласившая:

«Пламя горит лишь во имя свободы».

– Забавно, что она всё ещё у тебя. Хотя, ты никогда не был тем, кто может отсечь воспоминания, – произнёс Фреовин, про себя же, добавив: «Ты, как и я, так же, ничуть не изменился».

Псевдо-бродяга молча затянулся и лишь затем, не в силах спокойно сидеть под напряжённо ожидающим взглядом Фреовина, стал рассказывать:

– Сидел я вчера в «Слепом Глазе». Дело было уже затемно. Думал, наконец, отдохнуть, как обычно, в дальнем углу, но тут гляжу, Ралис за стойкой сидит. Ну, такой, невысокий мужик, волос рыжевато-грязный и лысоват местами. Так вот, сидит он сгорбленный, да в кружке пойла печаль свою топит. Мне сразу странным показалось, что такой тихий конюх, да и далеко не пьянчуга, в таком месте забыл. Подсел я к нему, пару кружек, слово за слово, он мне, как на духу всё и выложил. Говорит, что в семье Со́ртес беда приключилась. Всё поместье на ушах стоит. Говорит, молодой господин, уже как второй день не возвращается. Куда ушёл, никто не знает.

– Семья Сортес, насколько я был наслышан, довольно консервативна в вопросах содержания слуг. Так к чему же этим слугам, так переживать о бедах своих строгих господ? – с некоторым сомнением спросил Фреовин.

– Дело в том, что молодой господин, с недавнего времени, а если точнее, то с прошлых холодов, единственный живой Сортес. Если с ним, что-то случится, то слуги будут ничьи. Думаю их, как и остальное имущество, отдадут в распоряжение короны. Что-то, конечно, осядет в необъятных карманах нашего управителя, но, в наше время, без этого ничего не обходится. В общем, трясутся они, потому как разбросает их по стране, а там уж только Ёрми́н знает, что с ними будет.

– Интересно, – несколько отстраненно произнёс Фреовин.

Теперь, он был доволен потраченным временем. Наконец, за минувшие пять холодов, у него есть зацепка и, его предстоящие поиски, уже сдвинулись с мёртвой точки. Нужно лишь, найти в городе упомянутого конюха и узнать, как выглядит его господин.

Фреовин встал из-за стола и направился к выходу, как вдруг, до его уха донеслась еле слышная, произнесённая почти шепотом фраза псевдо-бродяги:

– «Иль-ви́дра зо́ртис Фреовин».

Смысл сказанного, до Фреовина дошёл не сразу. Слишком долго, он не слышал и не говорил на языке «Единого Света». Эти слова означали, что некое чувство, всё же, не подвело его, когда он только переступил надтреснутый порог пропахшего кабака.

– «Ильки́льта на́ста зо́рдис», – ответил Фреовин и уверенно подошёл к одному из столиков, за которым сидело четверо, примеченных им ещё при входе в кабак, незнакомцев.

Сидящие, были одеты в длинные темновато-бурые плащи, походившие на дорожные мантии путешественников. Капюшоны плащей у всех опущенные и надвинуты на лицо. Довольно частая привычка у здешних завсегдатаев, вот только завсегдатаями, при близком рассмотрении, они явно не были. Из-под капюшона, одного из сидящих, выбивался локон чистых светлых волос. Стоит ли говорить, что подобное, в таком рода месте, было инородно. Они ещё не успели ничего понять, когда под плащом подошедшего, что-то блеснуло и, голова, одного из них, слетела на грязный дощатый пол. Фреовин, тут же перехватил выхваченный топорик и обрушил следующий удар прямиком на голову второго сидящего. Раздался противный треск раздробленного черепа. Оставшиеся двое других, вскочили со своих мест, обнажив небольшие одноручные мечи. На гарде каждого меча гордо отблёскивал отчеканенный герб: «зубастая пасть благородного пса, свирепо сжимала извивающегося змея» – это не оставляло всяких сомнений в том, что пред Фреовином стоят никто иные, как люди местного управителя.