Юлия Негина - Мадлен

– Ну… почти не заметно, – оценила Ирина мой внешний вид после того, как я, скрупулезно изучая рисунок напольной плитки, появился-таки из-за дверцы туалета. Все время, что я был там, она не переставала отвечать на звонки: «нет, не потерялись; скоро будем; здесь очередь, уже идем».

– Я не п-п-п-п-п-пойду туда. Т-ты иди. Вызову та-та-та-та…

– Такси… Да не факт, что найдем нормальное такси сейчас. Слушай, мы поступим так: ты посидишь здесь, пока я пригоню машину, и поедем домой. Придумаем какое-нибудь срочное дело, извинимся. Все равно давно уже сидим. Надо спросить Тамару, с нами она поедет или останется с Максом… Не переживай, я быстро. Никуда не уходи, хорошо?

Смешно, да: «никуда не уходи»? Уж в этом-то могла бы не сомневаться. Она настоящий друг, Ирка. Просто мой ангел-хранитель – никогда не оставит в трудную минуту. Но это-то и чудовищно!

Она убежала на парковку, а я ощутил невыносимую бесприютность. Я мог только наблюдать за бурлением жизни, но не быть полноправным ее участником. Мне никогда не суждено обнять Иру так, как обнимает ее Макс, ни пробежать, пока все сидят в тепле, пару кварталов до парковки, чтобы пригнать машину и отвезти ее домой. Чтобы я о ней позаботился, а не она обо мне! Что говорить – я даже не мог сходить в туалет, не привлекая к этому процессу излишнего внимания окружающих. Одним словом, я был окончательно раздавлен и твердо зарекся не показывать больше носа из дома.

Я приушипился на заднем сидении, и почти чувствовал, как уменьшаюсь в размерах, скукоживаюсь и постепенно исчезаю. Меня подчистую съедал стыд, шипя: «Только мокрое место от тебя останется».

– Знаешь, а любое новое грандиозное дело очень похоже на бег, – бодро вещала Ирина, совершая лихие маневры по ночному городу, – Когда я первый раз была болельщиком на полумарафоне, я была потрясена: человек пробежал двадцать один километр – да это полубог! Я так никогда не смогу. Бег это вообще не мое. И через полгода я уже бегу свою первую десятку. Потом ставлю себе целью марафон, чтобы не слиться, анонсирую свое намерение в соцсетях, начинаю вставать в 5 утра, чтобы побегать, скупаю без разбора спортивную одежду и аксессуары для бега. Тренируюсь везде: на стадионе в Париже, на кладбище в Риме, в 30 градусную жару в Дубае. Мышцы все время болят, соцсети заспамлены скринами с пробежек. За месяц до марафона от бега меня уже тошнит. Накануне не сплю всю ночь. С утра стою на старте с дрожащими коленами. О том, что такое марафон, понимаю только километре на пятнадцатом, когда ноги натерты в кровь, а финиш еще далеко. На тридцатом проклинаю эту затею, но уговариваю себя: «Ну бегу же я уже больше трех часов, могу же еще часок с небольшим потерпеть? Меня ждут на финише. Я так долго к этому готовилась». В итоге – вау! Я сделала это! Горжусь собой! Еле хожу, ноги в кровавых мозолях. На четвертый день все проходит. Решаю пробежать марафон в следующем году снова.

– Ничего себе! Ты просто суперженщина, Ирка. Я всегда это знала. Мне до тебя как до Марса. А за сколько ты пробежала по времени?

– За четыре тридцать пять.

– Быстро!

– Что ты! Это медленно. Люди за два с половиной часа бегают. Но это настоящие атлеты, конечно. Чаще всего кенийцы. У них это в генах, и конституция подходящая – как раз для бега: длинные ноги. Первое место, кстати, и занял кениец. А вот второе – наша, русская девчонка. Представляешь, она обделалась у всех на глазах за километр до финиша.

– Как так? Ты шутишь?

– Не шучу. Когда бежишь марафон, находишься в состоянии измененного сознания, физиологические процессы на пределе, метаболизм разогнан. Так что я не удивлена, что такое могло произойти: нервы, напряжение, потом еще диета – все сказывается. Причем она была в шортах и спортивном лифчике, то есть почти голая, у нее по ногам текла коричневая жижа, она бежала и плакала. Все это видели, тысячи болельщиков, телевизионщики снимали. Она ревела, но продолжала бежать. И финишировала вторая.

– Вот уж не позавидуешь!

– Да… Но она молодец. Я восхищаюсь.

Ирина рассказывала все это нарочито громко, видимо с расчетом на то, что я услышу со своего заднего сидения. Это был первый раз за день, когда я, хоть и косвенно, был включен в общий разговор. При третьих лицах со мной обсуждались лишь темы широты дверей и крутости лестниц, и я сейчас думал: как же все это было правильно! Что-что, а уж в данный момент выход за пределы этого дурацкого лимита был меньше всего уместен. Ну, спасибо, Ира-друг! Все, конец! Моя песенка спета. Это последний день, когда я созерцал не потолок, а небо. Больше меня никто не увидит за пределами квартиры. Достаточно. Нагулялись.