Юлия Негина - Мадлен

– Хватит сюсюкаться. Терпеть не могу!

Вставала и уходила курить.

– Эээ, ты меня стукнула током! Статическое электричество! – отдернулся Макс.

– Кстати, об электричестве, – заговорила Тамара, – я тут недавно ехала в поезде, и произошел очень странный случай. В принципе, ничего особенного, дурацкое недоразумение, но оставило мерзкий осадок. Я была измотана, мне каждое движение давалось с трудом, маленькая сумочка на плече ощущалась как походный рюкзак, что уж говорить о чемодане. Пусть и на колесиках, но его же надо поднимать по лестницам, переносить через пороги. Жуткое дело! Я чуть не опоздала на поезд – влетела в уходящий. Чуть не задохнулась, и знаете, такой кровавый привкус во рту. Такое бывает после быстрого бега.

Пришлось тащиться сквозь несколько вагонов. Задеваю все чемоданом: подлокотники, чужие коленки. Ой, извините! Ой, простите! И нигде нет свободных мест – ни единого местечка! Все против меня! Я остановилась около лестницы на второй этаж, думаю, может там есть свободные места? Но это немыслимо – поднять туда вещи. Я чемодан по полу-то еле-еле качу. У окна развалился мужик. Жалкая круглая лысина, арбузообразное такое брюшко покачивается в такт вагонной тряске; уткнулся в смартфон и закупорил уши наушниками, достал из кармана бумажный носовой платок и смачно высморкался. Бррр! Два свободных места рядом заставлены его грязными сумками – какое расточительство! Я ему говорю: «Молодой человек! Я бы хотела занять это место».

Он не такой уж молодой, но что поделаешь. Была бы в Европе, сказала бы сеньор, месье, по-русски же приходится льстить по поводу возраста. Мужик слышит только унц-унц в его так называемых наушниках. Это не наушники, а динамики в Олимпийском – звук из них протекает, как из неисправного крана. Я ждала, пока он посмотрит, кричать бесполезно. Не дождалась, тронула его за плечо:

– Я бы хотела сюда сесть.

– Ты не видишь – здесь сумки стоят?

– Вижу, поэтому и прошу их убрать.

– Мне некуда их убирать. А ты можешь поискать место на втором этаже.

– Как вы себе представляете, что я потащу свой чемодан по лестнице? Если только вы поможете?

Мужик отвернулся к окну и снова заткнул уши.

– Хорошо, тогда я сама уберу.

Я жутко разозлилась.

– Эээ. Оставь сумки, я тебе сказал!

– Это места для пассажиров, а не для багажа. Мне тяжело стоять.

Я продолжала освобождать сидение. Мерзкий хам! Жирная свинья. Где таких делают! Венец творения, твою мать! И что ты не на пяти сидениях, а только на трех! Прямо хотелось размозжить ему череп огнетушителем, который на стене висел. Может, по мне так сразу и не скажешь, но я бываю жутко злой, впору молнии метать.

– Не трогай сумку, я сказал! – и он меня грубо так схватил за плечо, тряханул и сразу отшатнулся как ошпаренный.

И смотрит как ошалелый, глаза выпучены. А меня колотит мелкая дрожь во всем теле, если расслабиться, челюсти будут стучать друг о друга. Воздуха не хватает, скулы сводит – как сейчас помню это состояние. В уме считаю до десяти на выдохе, чтобы хоть как-то успокоиться, а сама иду уже дальше, в другой вагон.

В итоге нашла место, села, вытянула ноги и думаю: все, больше не встану. Рядом путешествовала семейка, во всех отношениях положительная. Молодые родители с мальчиком лет двух и девочкой лет четырех и их пожилые родители. Здесь безраздельно правила бабушка, мощная брюнетка с низким голосом и непрекращающимися физиологическими потребностями. Она ела, пила, ходила в туалет, снимала кофту, надевала кофту, вытирала лицо, убирала платок в сумку, доставала антибактериальные салфетки, протирала руки себе и внукам, убирала салфетки в сумку, садилась, вставала, ходила в туалет, сообщала, что она не умещается в него, так как там очень тесно, спрашивала, не хочет ли в туалет ребенок, доставала горшок, относила его в туалет, сообщала, что ребенок ничего не сделал, убирала горшок, справлялась, не замерзли ли внуки, давала советы родителям, как пересесть, чтобы детям было бы удобнее рисовать, снова ела, предлагала детям, уговаривала проглотить хоть кусочек, беспокоилась, не жарко ли, просила проводника включить кондиционер, поила внуков, делала замечания снохе, советовала, как лучше одеть детей, переживала, что теперь дует, и дети могут простудиться, просила проводника выключить кондиционер, ела, пила, вытирала руки и шею. Дед то ли спал, то ли читал всю поездку, чем выгодно контрастировал с женой. Молодые родители синхронно двигались под ее руководством, как хорошо подготовленный кордебалет, без малейшей тени раздражения на лице. Я благословила небеса, когда они вышли. Если я попаду в ад, вместо поджарых энергичных чертей там будут тщедушные мужчины с покорными лицами, в сланцах на носки, несущие детский горшок в туалет под одобрительный взгляд своей мамы. Так вот, я ехала – слава богу – сидя и наблюдала за пассажирами, и тут подходит ко мне проводник, а за ним тот толстяк из заднего вагона.