Юлия Негина - Мадлен

– Знаю, знаю, сестренка. Ты у нас за чистоту расы. Но посмотрим, кто из нас теперь выиграет в шахматы.

– Поговорим еще, когда пройдет твоя эйфория. Я еду к бабушке. Извини, сейчас, мне нужно подобрать одежду.

– Чао!

Задорные веснушки растворились, оставив шлейф цитрусового аромата.

«Все-таки есть подозрение, что монитор не совсем адекватно передает запахи, – подумала Мадлен, в который раз удивившись, – то ли Икс злоупотребляет отбеливанием лица лимонным соком, то ли у меня программа глючит».

Бабушка… Такая теплая, тонкая, прозрачная кожа, покрытая мелкими коричневыми пятнышками, пахла кислым молоком. Мадлен совсем отвыкла от ощущения живого человека так близко. Бабушкин запах и температура тела были приятны, но также Мадлен мгновенно считала в них усталость и волнение, смутное, какое бывает накануне больших перемен.

– Хочешь блинчиков?

Они направились в сторону кухни.

– У меня сломалась варочная панель. Не включается больше силой мысли.

– А голосом?

– Сначала воспринимала голос, но постоянно ошибалась. Прошу кофе с молоком – варит кашу на молоке. Приходится использовать сенсорный экран.

– Нужно починить, бабушка. Так тебе приходится постоянно подходить сюда – так неудобно! Я вызову тебе программиста.

– Сорви несколько фруктов, я сделаю сферы из груш и цитруса юзу. Тебе понравится, они очень приятно взрываются во рту. Юзу и груша – удачное сочетание.

Мадлен подошла к дереву, росшему в центре гостиной, и сняла пять тяжелых румяных плодов. Освобожденная ветка отпружинила вверх, уронив несколько листьев. По стволу, как вспышка, пробежал рыжий зверек, метнулся влево-вправо на пятачке газона и, поскальзываясь на отполированном паркете, исчез за диваном. Из-за угла, стрекоча, как кузнечики, выехали два крошечных робота, ощетинившись щетками, всосали в себя мусор и скрылись из виду.

– Кажется, я видела там белку.

– Они забегают иногда сверху через вентиляцию. Охотники на мои груши. Молодец, что услышала меня, приехала. Мне нужно с тобой многое обсудить и передать тебе кое-что.

– Ну конечно приехала, я же не варочная панель, бабушка. У меня пока еще все в порядке с интуицией.

Бабушка накрывала на стол. Мадлен забралась с ногами в кресло, похожее на одуванчик на высокой ножке и, ожидая угощения, наблюдала, как сменяются образы на огромном панно на противоположной стене. Она узнавала в них свои детские рисунки. На темно-коричневом фоне, извиваясь, тянулся вверх стебель, подставляя солнцу причудливой формы листья, нащупывая кудрявыми усиками опору. Стебель венчал бутон, представлявший собой пышное платье девочки, которая играла с многочисленными, кружащими вокруг нее бабочками.

– Блинчики у тебя вкусные, нигде больше таких не найдешь. И грушевые сферы – м-м-м-м! А крем!..

– А Икс? Как она живет?

– Очень любознательная… – Мадлен помялась: сообщать ли последние новости.

– Волнуешься за нее? Не переживай. В этом возрасте необходимо сделать свои ошибки.

– Только бы не фатальные.

– Ошибки – это всегда ступеньки, Мадлен. А спускаться по этой лестнице или подниматься наверх – этот выбор делать тебе самой.

Мадлен вздохнула, взяла из блюда грушу и откусила, брызнув соком. Девочка-растение на панно медленно таяла, превращаясь в город прошлого: высокие каменные дома-коробки, тысячи окон, как норки стрижей в глинистом обрыве, зияли в стенах. И откуда только берутся в голове такие образы, ведь Мадлен никогда не видела подобных зданий, но рисовала, как если бы хранила какую-то смутную память о них? Между двумя крышами натянут канат, по которому идет, балансируя с шестом, хрупкая фигурка.

– А ты знаешь, Мадлен, что тебя назвали в честь миндального пирожного? – смеясь, бабушка гладила ее кудрявые волосы доброй высохшей рукой.

– Французского? Или как это там называлось, когда еще были страны.

«Она выглядит как цветок, потерявший влагу, – подумала Мадлен, с нежностью глядя на бабушку, – вся вода сконцентрировалась в глазах, туда можно упасть, тебя закрутит в воронку и увлечет в омут. Ее глаза – будто вход в параллельную вселенную».

– Я скоро ухожу, Мадлен. Я чувствую, что подходит мое время.

По панно пробежала рябь, город погрузился в сумерки, из темноты потихоньку проступало бледное лицо, обрамленное пепельными волосами, спадающими волнами на плечи. Женщина с широко расставленными водянисто-серыми глазами держала в руках шесть девочек-кукол, точных копий себя самой: такое же небесно-голубое платье, волосы цвета пыли, лунно-бледное лицо и потусторонний взгляд.