Иван Ле - Кленовый лист

Война!

Да, война! И ты, генерал Советской Армии, коварно атакован с тыла, в личной жизни. Враг уже начал свое наступление, деморализуя командующего, чтобы впоследствии пустить и танки...

Андрей Тихонович, сидя в авто, мчащее его в особый отдел частей, осмотрительно оглянулся. Может, хотел проверить, не подслушал ли кто мысли встревоженного человека в генеральском кителе.

Эта внезапная весть очень смутила его. Конечно же, он погорячился с тем разводом, не разобравшись, рубил узы семейного счастья. Исчезла дочь — это недоразумение. Спокойствие и рассудительность! Горе, разделенное на двоих, — только полгоря.

Бросить все силы, чтобы немедленно разыскать Ниночку! Игла это, что ли! Даже под землей найдет. Неужели начали с генерала, чтобы нарушить его равновесие в личной жизни... Но войска под его руководством все равно защитят тысячи жизней, если на границе действительно зашевелятся те фашистские танки...

Но эти муки и угрозы нервно возбужденного ума были приглушены, охлаждены мраморным спокойствием Марии. От ее отчуждения в глазах Дорошенко вдруг стало жутко.

— Вы забрали мою молодость, а теперь похитили еще и ребенка, убиваете душу человека, так неразумно полюбившего вас в свои восемнадцать лет! У меня не было детства, искала человека, а нашла... зверя! Отдайте мне дочь, я мать! — истерически зарыдала, утопив в слезах последние надежды и ожидания.

И не в первый раз в жизни Андрей Дорошенко на мгновение почти по-настоящему растерялся. Неужели Мария верит, что он способен на такое коварство?

Растерянность, как морская волна, болтнула, ошеломила. Но и освежила! Жена держится из последних сил, вот-вот потеряет сознание... В следующее мгновение генерал приказал адъютанту вызвать врача, а сам, не теряя времени, направился в кабинет полкового комиссара Дмитриева...

Оскорбленная Мария Кленовая в эту острейшую минуту отчаяния и горя не приняла дружеской руки, искренне протянутой Андреем Дорошенко. А через несколько часов после этого горького разторжения брака война застала их уже врагами.

На юге Советского Союза, в живописной местности приморья, жил полной жизнью пионерский лагерь. Морской берег здесь имел живописные кручи, отдельные грозные скалы были подмыты морской волной. С тех скал облаками взлетали птицы при малейшем приближении опасности и снова методично покрывали их, когда опасность оставалась позади. Были здесь и романтические заливы со спокойной гладью, которую крупные морские волны ритмично поднимали и опускали. А за утесами, где густой лес медленно поднимался и вдалеке переходил на крутой подъем горы, стелилась коса с прекрасным золотым пляжем.

Ежедневно, где-то после восьми часов, сюда на косу собирались пионеры и начиналось утреннее купание. Загоревшие юношеские тела занимали часть пляжа до самой кручи. Девушки наслаждались на ближайшей половине пляжа. Но мальчишки, пробившись через скалы из залива и распугав птиц, всегда шли к своему пути вблизи девушек.

Были ли девушки недовольны таким грубым нарушением лагерных порядков? Во всяком случае они выражали ребятам, таким узловато сильным, обнаглевшим, свое возмущение. И их протест всегда выливался в веселый гам, в девичий звенящий смех и приятные юношескому сердцу словесные состязания.

Иногда бывало и такое, когда в том шуме протеста, в брызгании водой зарождались, как цвет подснежника, первые ростки дружбы. И казалось ребятам, по крайней мере, мечтали они и видели во снах то, как каждый из них спасает в волнах моря или в бурях жизни свою юную подругу.

Долго с обоих пляжей неслись навстречу возгласы, иногда и ругательные, но духу юношескому такие нужные, легким такие полезные, будущему дорогие, как воспоминания о первых подснежниках.

Группами лежали в песке, жарились на солнце и вспоминали экскурсии в горы, спорили о природе того или иного камешка.

Роман, непоседливый строитель и «хулиган», как прозвали его в лагере, закрыв на минуту глаза, мечтал о том, как бы он спасал Любу Запорожец в непроходимых чащах лесов от нападения зверя или от разбойников, от страшных горных гроз. А когда юноша представлял, что опасность Любке Запорожец грозит в волнах бушующего моря, он с досадой открывал глаза. На весь лагерь Роман Гордейчук хуже всех плавал!

Зато Ваня Туляков занял первое место по плаванию. Свое искусство плавания он постоянно совершенствовал, мечтая о всесоюзных, а может, и международных рекордах. Так, как воду и плавание, любил он разве что музыку. За время пребывания в лагере на досуге смастерил себе балалайку и охотно играл на вечерах самодеятельности.