Игнат Сахаров - Матрешка и Медведь

– Адреналина пять кубиков, преднизолон, лазикс, – бросил один другому через плечо еще на ходу и стал натягивать латексные перчатки. Пока подчиненный гремел ампулами и наполнял шприц, врач ощупал кокошник, пытался открыть Матрешке глаз, но не смог найти. Приняв из рук помощника шприц с адреналином, он воткнул его в кокошник и медленно ввел содержимое. Затем медики вынули из объемной сумки нечто похожее на клюшку для гольфа, как она будет выглядеть через пару тысяч лет. В разложенном виде предмет оказался всего-навсего штангой для капельницы. На нее повесили пластиковый пакет с бесцветной жидкостью, отходящий от пакета шланг увенчали стерильной иглой, ввели ее Матрешке в вену и приклеили пластырем.

– Ну вот, – удовлетворенно сказал доктор, осмотрев результат своих трудов, – теперь можно везти, – и, наклонившись к Матрешке, посуровел. – Как же вы так, а? Знаете же, что виски матрешкам нельзя! Вы о чем думали?

Кокошник на глазах спадал, покрывался морщинами и принимал бледно-розовый цвет. Лицо Матрешкино тоже стало проявляться из-под отека, и она гневно, но неразборчиво забурчала в ответ, еще хрипя и покашливая. Бармен устало вздохнул и поднял глаза к потолку.

– Молчите, молчите, потом расскажете, – отмахнулся врач.

Ему не требовался ответ, поскольку и вопрос-то не был вопросом, а всего лишь укором, который не предполагал обмена мнениями. Да и не хватало еще врачу выслушивать мнение пациента. Они же, пациенты, известно каковы – спят и видят, как бы наесться репьев, засунуть себе в нос велосипедную спицу или еще каким хитрым образом прибавить работы медикам.

– Вы с ней? – спросил он Медведя, пока помощник раскладывал носилки. – Поедете в больницу?

– Да-да! – Медведь засуетился, порылся в глубоком кармане юбки, выудил оттуда кредитку и протянул бармену. Тот молниеносно скользнул карточкой через щель терминала, выдал чек, и Медведь зазвенел мелочью, выискивая что-то подобающее для чаевых. Но тут у Матрешки наконец прорезался голос.

– Не смей! Не смей ничего ему давать! – заголосила она. – Он меня пытался отравить, а ты ему чаевые?! Ты с ним заодно!

– Послушай, ну хватит, – зароптал Медведь, – никто тебя не собирался травить, это просто аллергия, ты же сама знаешь!

– Он мне подсунул виски и не сказал, не смей ему ничего давать! – продолжала верещать Матрешка. – Что вы мне укололи? Покажите ампулу! – переключилась она вдруг на медиков. Те уставились на нее с недоумением.

– Лекарство мы вам укололи, полезное, – сообщил врач и переглянулся с напарником.

– Покажите ампулу! – настаивала Матрешка. – Я имею право знать!

– Я вам потом ее покажу и даже подарю, хорошо? – с явным нетерпением предложил врач. – Поехали в больницу, а? А то у нас еще дел по горло. Ложитесь на носилки, пожалуйста!

– Вы обязаны спрашивать мое согласие на лечение! – рявкнула Матрешка ему в лицо. – Показывайте ампулу!

– Мирослав, покажите ей ампулу, – устало приказал врач. Помощник с экзотичным для этих мест именем немедленно выудил первую попавшуюся ампулу, аккуратно поднес под нос Матрешке и дал прочитать.

– Все? Можем ехать? – предельно вежливо спросил врач, когда Матрешка, пошевелив сосредоточенно губами, сделала вид, будто название лекарства ей знакомо. И зачем-то посветил ей маленьким фонариком поочередно в оба глаза. – Да, можем, – ответил он сам себе, и медики стали укладывать потерпевшую на носилки, пока она продолжала строго отчитывать Медведя.

– Никаких чаевых в этом месте, никогда! – громко декларировала она, будто выступала на митинге профсоюза скандалистов. – Они отравители! Я подам в суд, я всех там знаю, эту лавочку вообще прикроют!

Медведь огорченно глянул на бармена и пожал плечами, как бы говоря: «Ну вы же понимаете!» Тот приподнял брови и устало покачал головой, как бы говоря: «Ну что вы, не стоит беспокоиться, подавитесь своей мелочью».

Пока Матрешку несли к машине, она снова стала всхлипывать.

– Я же могла умереть, – причитала она тихонько, – Я же реально могла умереть! Ну как же так можно!

Глава II

Больница вынырнула из-за деревьев вся сразу. Не было никаких предисловий в виде предупреждающих надписей, лабораторных корпусов или скопища скорых. Это все пряталось где-то в глубине, за главным зданием. Фасад же призван был настраивать посетителей на почтительный и даже благоговейный лад. Белая мраморная балюстрада, окаймлявшая крыльцо и просторную террасу, вполне сгодилась бы любому римскому цезарю, если бы тот вдруг пожелал произнести речь о побочных эффектах салицилата натрия. Фронтон над террасой был украшен мозаикой, которая изображала бога медицины Асклепия за работой. Одетый в тунику и растительный венок, он протягивал неряшливому старику с развевающейся бородой вполне современную пробирку и на нее же указывал пальцем. Старик принимал дар, странно скривившись, но под определенным углом в этой гримасе можно было опознать смесь изумления и восторга перед неминуемым исцелением. Также в сценке участвовала змея, которая удивленно смотрела в креманку, и еще аптекарские весы, одна чаша которых поднялась выше другой, хотя обе были совершенно пусты. Пока Матрешку укладывали на каталку и увозили в приемный покой, который скромно белел дверью с торца здания, Медведь невольно задержался перед этой композицией, впечатленный богатством палитры и остротой сюжета. Но вскоре его окликнула медсестра, и он поспешил внутрь, оставив античного бога символизировать, а весы – взвешивать невидимый груз.