Игнат Сахаров - Матрешка и Медведь

Войдя в коридор приемного покоя, Медведь зажмурился, а потом заморгал, пытаясь унять резь в глазах. Яркий свет от флюоресцентных ламп, которыми был густо нашпигован потолок, вытеснял из белых стен и белого же пола любой намек на тень и заставлял их ослепительно сиять прямо в глаза всем входящим. Среди потоков света в панике носилась одинокая муха, которая давно уже поняла, что угодила в переделку, и тщетно пыталась найти выход. Жить ей оставалось до ближайшей дезинфекции. От коридора ответвлялись направо и налево небольшие кабинеты для осмотра тех пациентов, состояние которых не внушало опасений. Пока врачи задавали одним из них каверзные вопросы, накладывали повязки с химическим запахом и вносили в компьютер всю подноготную, другие ждали в коридоре, коротая время в живом общении. Человек с окровавленной рукой громко и подробно рассказывал всем, кого это могло заинтересовать, как он схватил на улице крысу, при этом последняя его укусила. Один излишне любопытный слушатель спросил, наконец: «А зачем вы схватили рукой крысу?» Рассказчик растерялся, умолк и погрузился в задумчивость. Рядом сидел пострадавший в аварии мотоциклист – его уже смазали мазями и перебинтовали, а теперь он ждал провожатого, чтобы отправиться в палату. Мотоциклист тоже начал рассказывать свою историю, но у него это получилось хуже – обработан и перебинтован он был почти целиком, включая рот и челюсть. За него стали говорить другие больные – они принялись обсуждать, не странен ли тот факт, что мотоциклист не сломал ни одной крупной кости, а отделался шлифовкой спины об асфальт, сотрясением мозга, ушибами, царапинами и ссадинами. Тот внимательно слушал дискуссию, шевеля иногда забинтованной рукой в знак несогласия.

Медсестра помахала Медведю из дальнего конца коридора, приглашая быстрее идти к ней. Он поспешно миновал забитый людьми коридор и оказался в главной смотровой комнате. Помещение это смахивало на офис, сотрудники которого в порыве энтузиазма решили поболеть прямо на рабочем месте. Просторный зал с неприятно низким потолком был уставлен каталками, друг от друга их отделяли невысокие пластиковые ширмы того же пронзительно белого цвета, что и стены в коридоре. К некоторым больным были подключены мониторы, рядом на хилых столиках лежали папки с медицинскими документами, которыми пациенты успели обзавестись за время путешествия на «скорой». Желтые стикеры с номерами палат, которыми врачи помечали каталки, доводили ощущение офиса до пугающей реалистичности.

Немного поплутав по лабиринту перегородок, Медведь заметил край ярко-брусничного платья, выбившегося из-под простыни, и потопал в его сторону. Обогнув еще пару ширм, он увидел Матрешку целиком и открыл было рот, чтобы узнать о самочувствии, ободрить и рассказать несколько случаев из жизни, когда все начиналось вот так же плохо, а закончилось более чем благополучно. Но та прижала палец к губам, замотала головой и вытаращила глаза, всеми силами призывая Медведя молчать и затаиться. И кивнула на соседнюю ширму. Медведь заглянул туда и встретил недобрый взгляд врача, который осматривал дородную даму с радикулитом. Из-за следующей ширмы доносились мужские голоса, они о чем-то спорили. Ничего подозрительного Медведь не заметил и вернулся назад. Цепь на шее звякнула, Матрешка вперила в него недобрый взгляд и снова прижала палец к губам.

В коридоре послышались шаги и отрывистые команды. Вскоре в дверях появился высокий сухопарый врач, толстые стекла его очков почти полностью скрывали близорукие маленькие глазки. Врач пошарил взглядом по залу, нашел брусничное платье Матрешки и двинулся напрямую к ней, задев попутно несколько ширм. Одна из них при этом опрокинулась, и соседи, которых она разделяла, с любопытством уставились друг на друга.

– Та-а-ак, что тут у нас, как дела? – громогласно вопросил врач, надвигаясь на Матрешку. Та нырнула под простыню и притворилась спящей. Врач тем временем на ходу пролистывал записи, разыскивая те из них, что касались Матрешки.

– Как себя чувствуем? Что болит? Виски пили? – продолжил он опрос, но заметил, наконец, некоторый дефицит ответов.

– Что она, спит? – перешел он на полушепот. – Это нехорошо после такой аллергической реакции! Мы же ей адреналин вводили, а она спит. Нет, это нехорошо! – и он наклонился над Матрешкой, осматривая ее голову со всех сторон. Потом протянул шершавую от постоянного мытья руку к Матрешкиному глазу, уперся пальцами в веки и широко их раскрыл, придав глазу изумленный вид. Матрешка вытаращилась принудительно открытым глазом на мучителя, отдернулась и заморгала.