А. Писателев - Тысяча снов. Сборник рассказов

– Ты так всех друзей потеряешь. – Сказала она.

– А как мне еще заработать…?

– Не надо….

Смотря вниз, на свою обесцвеченную полуночную работу, он спросил:

– А ты чего так рано сегодня?

– Отпустили раньше отоспаться. Завтра выхожу в две смены….

– Мам. Не надо….

– А как мне еще заработать…?

Весь следующий день Яромский играл на улице допоздна. Мама должна была вернуться только к часу ночи. Ребята обзывали его «червем», старались избегать его, и даже сказали, что никуда через неделю не полетят, просто будут дома сидеть.

Впервые он ужинал дома один. Умело пожарив яичницу, Яромский чавкал в тишине, замедляя пережевывание, когда думал о маме. «Как она будет в час ночи ехать на велосипеде, отработав две смены подряд…?».

Как и обещал, он лег в кровать в девять, но уснуть не вышло, хотя он и не старался. Так и лежал, упершись глазами в темный потолок, переделывая свой день в воображении, поступая смелее, правдивее, мудрее там, где время уже ушло.

Тяжелые шаги неспешно вошли в дом, спокойный звук ключей опустился на стол в коридоре, низменно сгибаясь, что-то глухо легло на кровать.

Яромский бодро встал и в одной майке и колготах пошел встречать маму.

У двери стоял ее пакет, обувь небрежно осталась лежать у порога.

Мама, не раздевшись, спала на своей кровати, поверх одеяла, мимо подушки, напрямик в сон.

– Ну, как ты, мам? – Только равномерные сопения струились из-под ее волос в ответ, свисавших на лицо.

Он аккуратно сел на угол кровати, поджал ноги под себя и наблюдал за ней. Как она может так сильно его любить, чтобы попросив убраться в своей комнате, после убирать самой.

Как так она может взять на себя тягостную дополнительную работу до самой полуночи, чтобы осуществить его мечту.

– Знаешь, мам, я очень сильно хочу полетать на самолете…. – Ее сопение стало немного тише. – Иногда мне даже сниться, что я летаю. Эти ребята стали обзывать меня «червем»…. Они просто не понимают, вот и все. Хм, ты так устала, что даже не разделась. Очень жалко тебя…. Не работай больше так много. Я хочу, чтобы ты была дома и отдыхала. Ну их, эти мечты…. Наверное, я никогда не полечу.

Яромский расстегнул мамин пиджак, стянул носки с ее ног и укрыл одеялом только на половину, остальная половина грела маму снизу.

– Спокойной ночи.

Теплые летние дни провожали время в воспоминания, ласкали улицы, прятались в шуме разговоров, играх и простом нахождении мальчишек вместе. Прошла неделя, и ребята снова стали дружить с Яромским, все обиды ушли, придав дружбе более теплый летний оттенок. На улице распелись ласточки, щебеча в пролетах многоэтажек.

Из-за угла показался знакомый автомобиль, в окне которого сидел мужчина с усами – инструктор.

– Сегодня же воскресение! – Вдруг закричал один из ребят.

– А я помнил. Просто не хотел раньше времени радоваться.

– Так мы тебе и поверили.

– Яромский, ты с нами? – Спросили ребята его.

– Да, это…. Я….

– Он с нами. – Басисто громыхнул мужчина с усами. А затем тихонько наклонился к Яромскому и добавил. – Тебе, Яромский, дан шанс полететь на настоящем самолете…! Не переживай. За тебя уже оплачено.

– Правда…?

Трепет пеплом рассыпался по его телу всю дорогу в аэропорт, который теперь казался волшебным местом. Как же было приятно в нетерпении ожидать свой первый полет на самолете. Сколько раз он ему снился, сколько раз он пилотировал самолет в воображении. Сколько взглядов на небо было поднято, прежде чем он сам туда поднимется.

Они взошли по маленькому трехступенчатому трапу в белоснежный аэроплан. Внутри было одно место пилота посередине и четыре пассажирских места сзади. Их попросили пристегнуться. Ребята сделали это быстро, в одно движение щелчка, Яромский – долго возился, смущаясь неопытности.

– Ну, что ты там? Дай сюда.

– Я сам.

Легкое гудение мотора перерастало в гул. Яромский сидел далеко от лобового стекла, возле него, справа, был только маленький округлый иллюминатор. Предметы в нем начали свое движение назад по полосе. Самолет потрушивало, как в разгоняющемся по ухабистой дороге автобусе. Незаметно для него, земля отдалилась….

Уши заложило глубинной приятной болью. Сердце тревожно билось, улыбка на его лице сама по себе расползлась вдоль, в непередаваемой внутренней радости.

В это маленькое окошко возле него был виден лишь кусочек неба. Его так не хватало, так было мало синевы. Он аккуратно отстегнул свой ремень безопасности слева, и как по щелчку пилот сразу обернулся и сердито сказал: