Геннадий Ананьев - Жизнью смерть поправ (сборник)

Там его и встретила вражеская пуля, прошив левое плечо. Резкая боль не остановила, он швырнул гранату в дверь – оттуда высунулся фашист, крикнув истошно, вскинул автомат.

Больше одной очереди, панической, бесприцельной, одна из пуль которой угодила в плечо Ильи, ему сделать было не суждено.

Так начался бой, длившийся всего минут десять. Из немцев никто не сдался, штурмовая группа потеряла пятерых бойцов. Раненых оказалось больше, но никто из них не покинул захваченный дом, ожидая возможного контрудара, пока не сменила их рота НКВД.

Обратная переправа убитых и раненых тоже прошла меж фонтанами, поднимаемыми вражескими бомбами, но и на сей раз смерть обошла их, хотя была дважды совсем рядом. Повезло.

Совершенно неожиданно для них на причале встречал сам командарм. Каждому пожал руку, а затем заговорил взволнованно:

– Начало великому ваш зачин! Фрицы прут, не оглядываясь на тылы, и это для нас стратегически важно. Пусть стягивают к Сталинграду все силы себе на гибель. А штурмовые группы мы сегодня же возьмем на вооружение. Всем участникам штурма дома по ордену Красной Звезды. Погибшим геройски – посмертно. А тебе, руководителю и организатору, – орден Красного Знамени. Подлечат тебя медики – и в училище.

– Мне такое не с руки, – возразил Илья. – Бить врага моя цель, гнать с нашей земли, деревню свою, где жена и сын под игом, другие города и села вызволять от рабства!

– Похвально, конечно, твое желание, но, став краскомом, больше пользы принесешь.

– Польза она ведь в делах, а не в чинах.

– Ишь, как повернул… А если прикажу?

– Приказ исполню. Не смогу нарушить устав и присягу, но опричь души.

– Ладно, упрямец, лечись. Но после госпиталя полевого только ко мне. Прослежу. Помкомвзвода – тоже ответственность большая. Принесешь, думаю, пользу. Не одна награда тебя ждет…

Мгновение всего память ветерана пронесла его по горячим денькам Сталинграда, и почти без паузы он ответил начальнику следственного изолятора:

– Дом в Сталинграде у фрицев отбили. Стратегически важный. Штурмовую группу я вел.

– Понятно. Еще какие награды?

– Орден Ленина и две степени ордена Славы.

– Для полного набора войны не хватило?

– Хватило, только представление не прошло. Но это длинная история… По мне, так несправедливая. Вот только стоит ли в сегодняшнем моем положении ковыряться в прошлых обидах?

– Видимо, есть сермяжная правда в ваших словах, – перешел на более уважительное отношение к ветерану начальник. – Положение ваше, скажу я вам откровенно, аховское… Выход один: одиночная камера и полный отказ от пищи.

– Голодовка?

– Нет. Отказ от казенной пищи и даже от воды. Я уже сказал, какой конец вам готовится, но узнавши, что вы в одиночке, постараются они осуществить замысел иным путем: отравят – и концы в воду. Еду вам станет готовить моя жена, а я приносить ее и воду. Казенную пищу и даже чай – в унитаз. Ясно?

– Понятно.

– И вот еще что… Губернатор наш, как нам известно, не продался криминалу. Он борется с бандюками всех мастей, но переломить им хребет ему пока не удается. Рука руку моет, плут плута кроет… Намерен я испросить у него встречи, но не с пустыми же руками идти на доклад. Кому вы помешали и, похоже, серьезно?

Илья Петрович, вздохнув, начал было докладывать, но телефонный звонок прервал его. Звонил не городской, а служебный телефон.

– Ну, началось… – буркнул начальник следственного изолятора и с явной неохотой поднял трубку.

Сразу напрягся и начал официальный доклад, но его остановил приказ, что отчет будет выслушан при встрече и что его ожидают безотлагательно.

– Выехать могу через десять минут, закончив деловой разговор.

– Хорошо, – ответила трубка. – Жду вас.

– Губернатор приглашает. Постарайтесь коротко, но не пропустив важные детали.

Четко, как рапорт, пересказал Илья Петрович обо всем, что творится в селе, как скупил за бесценок землю внук мироеда, новорожденный мироед.

– Молодцом! Все ясней ясного. Пойдемте в камеру.

Сам откинул пристегнутую к стене койку и сказал:

– По нашим порядкам, койки опускаются только для сна, вы же можете отдыхать по своему желанию. Поспите, пока я с визитом к голове и к жене за обедом. Думаю, несколько дней одиночества вам придется пережить…

Одиночная камера. Четыре стены без единого окошка. Столик, замызганный основательно, привинченный к полу, как и табурет возле него, узкая откидная кровать с видавшей виды постелью – вот и вся обстановка. Скольких преступников перебывало в этой узкой комнате, освещенной только подслеповатой лампочкой? А среди запертых в этих обшарпанных стенах наверняка мучились совершенно невиновные, как и он, ветеран Илья Петрович, так рисковавший жизнью за счастливую жизнь на родной земле… Но где она, та счастливая жизнь? Рулят мироеды, с которыми власти не могут справиться, да, видимо, и не слишком хотят. Его, орденоносца, пытаются согнуть в дугу. Нет, лучше смерть, которая обошла его на фронте!