Лидия Бормотова - Бездна

По дороге Стаська расспрашивала подругу, есть ли в это время кто-нибудь дома, не потеряла ли она ключ, какие лекции и преподаватели в университете ей больше нравятся, не разочаровалась ли она в выбранной специальности и так далее. Надо было отвлечь девчонку от страха перед отцом («Убьёт!»), спеленавшего её и превратившего в гуттаперчевую куклу. Артём, видимо, тоже помнил женский разговор, к которому он «не прислушивался», о чём красноречиво свидетельствовало его решение проводить. Парень шёл молча, но заинтересованно поглядывая по сторонам. Кого он искал глазами? Го́тов? Их развратного гуру? Но они, если и появятся, то не раньше вечера. Спрашивать при Инне было неловко, да он и не признается.

Вынужденная отвечать на Стаськины вопросы, Инна слегка отмякла. В самом деле, не будет же отец её убивать при посторонних. Правда, это была всего лишь отсрочка, но она давала возможность подышать напоследок.

Культуролог с философского факультета! Артём, вроде бы не слушавший девчоночьей болтовни, презрительно фыркнул. То же мне, специальность (Инна опасливо на него покосилась), впрочем, для женщины – подходяще. Прекрасная половина человечества в этом самом прекрасном должна разбираться с закрытыми глазами.

На проспекте ничего интересного не было, обычные будни города. На лавочках под деревьями сидели пенсионеры, редкие прохожие шли по своим делам, знакомых среди них не было. Рабочий день не кончился, и трудовой люд наводнит улицы ближе к вечеру. Дошли до фонтана, возле которого две женщины, переговариваясь между собой, кормили голубей, разбрасывая по сторонам какие-то зёрнышки. Сизари, шумно хлопая крыльями и поднимая клубами пыль, дружно вспархивали и перелетали от одной россыпи к другой.

Инна остановилась:

– Нам туда, – глаза друзей проследили за её рукой. – Дом 11 «Б».

Ага, значит, из родительских окон сам проспект не виден, а виден только дворовый садик. Стаська рассмеялась.

– Чего? – не поняла подруга.

– Да так, не обращай внимания, – и чтобы та не обиделась, подумав невесть что, пояснила: – Просто я классный руководитель 11-го «Б». Теперь и твоим буду.

Когда лифт поднял их на шестой этаж, Инна стащила с плеч рюкзачок и зарылась в нём в поисках ключа, но Артём не стал дожидаться, шагнул к двери и решительно нажал кнопку звонка. Дверь открылась почти сразу, словно за ней дежурили. На пороге стоял высокий мужчина лет сорока пяти, чем-то напоминавший Штирлица, вернее, Вячеслава Тихонова. Такой же классический нос, серьёзные серые глаза. Артистичной красоте, правда, мешали тёмные круги под глазами, небритое лицо, встрёпанные волосы (кстати, того же цвета, что и у дочери, только посеребрённые на висках), сводя на нет эффект экрана. Взгляд мужчины сразу остановился на Инне, и Стаська заметила, как расслабленно опустились его плечи, но он ничего не сказал, сражённый внезапным появлением пропавшей дочери в сопровождении незнакомой компании.

Артём не стал дожидаться, когда он придёт в себя (да ещё неизвестно, как придёт), и перехватил инициативу знакомства, протянул руку первым:

– Я Артём. Нам нужно поговорить.

Тот, скорее, рефлекторно сунул ему свою ладонь, позволил её сжать и, ещё раз взглянув на дочь, словно желая удостовериться, что он не принял желаемое за действительное, кивнул на приоткрытую дверь комнаты:

– Прошу ко мне в кабинет.

Когда мужчины скрылись, Стаська взглянула на подругу. Та прикусила губы и зажмурилась. Втолкав оцепеневшую девчонку в квартиру, она захлопнула входную дверь и огляделась. Прихожая была просторная, современная. С большим зеркальным шкафом медового цвета, настенной лампой дневного света в форме ракушки, небольшим диванчиком у круглого столика с телефоном, отрывным блокнотом и ручкой в подставке. Усадив Инну, девушка присела перед ней на корточки:

– Ну, ты чего?

– Он всё расскажет отцу, – с ужасом пролепетали искусанные до пунцового цвета губы.

Стаська улыбнулась, сжала её руки в своих:

– Не бойся. Артём всё уладит. Вот увидишь! – потом хлопнула её по коленке: – И нечего тут сидеть! Пойдём в комнату.

Инна послушно поднялась и, подцепив одним пальцем, как крючком, рюкзачок, поволокла его за собой. Стаська ничуть не кривила душой. Она хорошо знала своего друга, он умел улаживать конфликты, авторитетно выстраивая аргументы и гася возмущение на корню.

Девушки зашли в гостиную и тихонько сели в дальнем уголке. Большой диван под сенью торшера приютил обеих. Стаська с любопытством оглядывала профессорские апартаменты. Книги, книги, книги… В огромных, до потолка, книжных шкафах. Деревянные, старинные, наверное, ещё со сталинских времён, они поблёскивали тёмным лаком, их стёкла отражали свет торшера, и казалось, что это внимательные глаза, следящие за каждым движением людей. Не иначе, достались от дедушки, некогда возглавлявшего кафедру марксизма-ленинизма. В отцовском логове тоже, наверняка, от книг не продохнуть, но там все не поместились. У Стаськи дома, конечно же, была своя библиотека, филологу без неё никуда, но своим богатством и разнообразием она далеко уступала тутошней. Завидовать она не стала. Из гостиной две двери вели в соседние комнаты: одна – в кабинет отца, он же, надо полагать, и его спальня, другая – видимо, в комнату дочери. Обычно своих подружек Инна уводила к себе (особого ума не надо, чтобы до этого додуматься: так водится), понятное дело, там уютный девичий мир, отгороженный от постороннего внимания, и есть чем интересным заняться. Но сегодня был не тот день. И интерес был только один – за дверью отцовского кабинета.