Сергей Михеенков - Примкнуть штыки!

– Ну? Чего гудишь? – отозвался Алёхин и опустил автомат.

– Нам в разведку. Дом тот проверить, где ты давеча был. Ты – за старшего. Сержант приказал.

Через полчаса они вернулись. Все четверо.

– Всё тихо, – доложил Алёхин. – Похоже, и вправду ушли. Дом пустой. Все двери настежь.

– Уля с девками к сястре подалась. Боятся жить одне, без мужуков, – пояснила старуха. – Хата Улюшкина. Германец завчора прийшёл, две ночи поночевал. Мост всё глядели. А утром обоз пропустли. По мосту не поехали, на переезд свернули. Кони у них гнедые, справные, четвёрками попарно запряжены. Старики наши сказала: орудья, мол, к Мятлеву повезли. А потом трактора подошли. Но трактора вскорости в обрат воротились, будто и без них обошлись.

– Бабушка, а когда они пришли, стрельбы тут у вас не было? Там, в соснах?

– Не было стрельбы. Походили по сосняку, походили и вернулись.

– А наши бойцы сюда не заходили?

– Как же не заходили! Каждый день заходили. Вот, картохи теперича в большом чугунке варю. Как ночь, так стучатся – бабка, вставай, Красна, мол, Армия отступает. Вы, видать, тоже той же дорогой?

Они ничего не ответили.

– Садитесь, садитесь, а то картохи стынут. – Старуха смахнула ветошкой со стола. – Сегодня, должно, окоромя вас, никтого не будет.

Все вопросительно смотрели на Воронцова.

– Пятнадцать минут для приёма пищи, – распорядился он. – А я пойду ночь послушаю.

Он перешагнул порог, который теперь, при свете лучины, показался уже не таким высоким, и затворил за собою дверь.

Через минуту следом за ним выбежал Васяка.

– Ты что?

Васяка сунул ему толстую скибку хлеба и две крупные, влажные и ещё тёплые картофелины.

– Нате-ка вот, товарищ командир. Ваша пайка. Ребята передали.

– Спасибо, – сказал Воронцов и подумал, держа в руках пахучие картофелины: «Видать, выбрали мне самые крупные».

Когда Васяка ушёл, тихо притворив за собою дверь, Воронцов жадно обнюхал хлеб и картофелины, сперва одну, потом другую, и принялся их есть, откусывая понемногу сразу отовсюду. Но половину тяжёлой скибки он всё же оставил на потом. Сердцевинки картофелин оказались ещё горячими. После такого ужина его поклонило в сон. Ещё в доме, в тепле, его разморило. Немцы ушли. Ночь должна пройти спокойно. Впервые за последние дни он по-настоящему согрелся в тепле. Даже рана перестала ныть. «Поспать бы да сапоги снять», – подумал он со страхом и одновременно с таким непреодолимым желанием выспаться, что невольно посмотрел по сторонам, словно ища, где бы притулиться, хотя бы сидя, хотя бы на пятнадцать минут, пока бойцы ужинают и не видят, как он несёт службу.

В стороне Варшавского шоссе погромыхивало, вспыхивало багровым заревом, охватывало половину неба, и в эти мгновения отчётливо проступали очертания крыш домов и надворных построек, косой шест колодезного журавля и увалы дальнего леса. Канонада доносилась и с юга, со стороны Калуги. Но в окрестных деревнях было тихо. «Значит, – подумал Воронцов, – и Смирнов с Нелюбиным окапываются без помех».

«В тепле хорошо… Там, возле переезда, пустая изба… Выставить дозор… Натопить печь… А утром, когда рассветёт, определили бы позицию и окопались».

– Сань!

Воронцов от неожиданности вздрогнул. Алёхин подошёл совсем неслышно. Или он уже задремал на мгновение и потерял осторожность. «Нет, оставаться в деревне нельзя. Уснём, и нас всех… как разведку Братова…»

– Ты чего? Уже пятнадцать минут прошло?

– Да нет, ещё, наверно, не прошло. Но мы тут подумали… Может, переночуем у старухи? Она сама предложила. Хоть обсушимся. А с утречка, как рассветать станет, на окопы. А?

– Это тебе кто, Зот Федотыч, подсказал такую мысль? Колхоз с колхозным собранием во главе… Мы – боевое подразделение. Нам дан приказ. И мы должны его выполнить. А выполнить его мы можем только при условии строжайшего соблюдения дисциплины и устава.

– В уставах не написано, что боец должен воевать в мокрой шинели и сырых портянках. Ребята сомлели. С ног валятся. Вон сколько сегодня протопали. Да и тебе перевязка нужна. Почему ты капитану не доложил, что ранен? Это – по уставу? Тебя, с такой раной, должны были отправить в тыл.

– А ну-ка, быстро всех сюда и – на переезд.

Алёхин постоял с минуту за его спиной, вздохнул и молча пошёл выполнять приказ. И, когда он ушёл, Воронцов подумал: «А ведь он прав, перед боем личный состав должен отдохнуть, выспаться, набраться сил. Перед боем…»

Ночь была холодной, с лёгким морозцем, который уже подсушил, подмолодил землю, так что палая листва под ногами весело похрустывала. Небо сияло звёздами, дымилось неровной дорогой Млечного Пути.