Олег Ананьев - Раз Кощей, два Кощей

Вот высыпали на небе звезды, повисла полная луна, и черная резкая тень леса легла на залитые бледным призрачным светом поляны. Заснул богатырским сном Иван-царевич. Не спала Баба-Яга. Она сидела, пригорюнившись на крылечке, подперев голову в цветастом платке натруженными ладонями, вслушивалась в лесные шорохи, глядела на луну и размышляла о своей нелегкой ведьминой жизни, об Иван-царевиче и о Саврасе, который был послан на разведку к замку Кощея и должен был бы уже вернуться. Должен был бы, но все не возвращался. Баба-Яга кряхтя и держась за поясницу поднялась, сдвинула платок и, приложив к уху ладонь, прислушалась к новому, непонятному шуму, появившемуся в ночи. Шум быстро рос, усиливался и вдруг превратился в мощный храп. Крылечко заходило ходуном, потом куда-то ушло из-под ног Бабы-Яги, потом появилось, но не там, где ожидалось, в результате Баба-Яга запуталась в собственной юбке, замахала руками и слетела с крыльца на землю. Избушка качалась, скрипела, угрожающе тряслась в такт накатывающемуся храпу, сопротивлялась из последних сил и уже готовилась, казалось рассыпаться. Баба-Яга поднялась с земли и благоразумно отошла подальше, к старому колодезному срубу, со стоящей на краю тяжелой склизкой бадьей. В это время на избушку накатился девятый вал храпа, бревна выгнулись, избушка прощально загудела и … затихла. В избушке сладко зевнули и, видимо, повернулись на другой бок, отчего изба снова закачалась, и опять установилась тишина, нарушаемая лишь стрекотом ночных цикад.

– Да-а, могучая нынче молодежь пошла, эту бы могучесть да на доброе дело пустить, ну хотя бы немощной старушке помочь. Так ведь нет, все в сон идет, даже изба трещит, а ты, Баба-Яга, изволь дров наколоть, воды наносить, баньку истопить, пирогов напечь, да еще и дела ему устраивай, будто у нормальной ведьмы других забот нет. Нет, не видал он еще настоящих ведьм, не представляет, что это такое, а все потому, что неопытный да неженатый, вот женится, сразу поймет, что к чему, потому как, что не говори, а любая женщина по своей природе скрытая ведьма. – Задумчиво произнесла Баба-Яга в темноту. В ответ из темноты донеслось тихое насмешливое фырканье.

– Это как понимать? Это кто там злоумышленно укрывшись в темноте, над самой бабой Ягой надсмехается? – Возмутилась Баба-Яга. Она грозно надвинула платок на самые глаза, задрала голову, подбоченилась и приказала:

– А ну, выйди-ка на свет, прячущийся в темноте, покажись, чтобы мне знать, кого поутру съесть за завтраком!

Однако желающих показаться на глаза Бабе-Яге и присутствовать на ее завтраке, не оказалось.

– Вот всегда так,– огорчилась Баба-Яга, – как над хозяином смеяться, так он первый, а как ответ держать, так и нет его. Саврас, кляча ты трусливая, выходи!

Но Саврас не выходил. Стрекотали цикады, шумел лес, черные тени деревьев медленно двигались по поляне, да совсем не ко времени свистнула из темноты иволга. Баба-Яга насторожилась и, стянув с головы цветастый платок, превратилась в Ваньку. Ванька быстро скинул надоевшую юбку, медленно опустился в тень от колодца и затаился. Со стороны поля по лунной дорожке к избе двигалась, пошатываясь на ходу, странная фигура. Ванька пригляделся и покачал головой. К избе Бабы-Яги на заплетающихся ногах шел давешний, убежавший от тайного приказа кощеевский лазутчик.

– Вот ведь упертый парень, – восхитился Ванька, – я то уж решил, что он безнадежно отстал, затерялся в бескрайней степи, а он, подишь ты, уже и до Бабы-Яги почти добрался. Бегом он, что ли всю дорогу бежал? Ну, как ни жалко, а придется его разочаровать, Бабы-Яги то здесь нет, она, наверное, улетела куда-то на очередной шабаш.

Лазутчик заметил колодезный сруб и, свернув с тропинки, направился прямо к колодцу. Остановившись в шаге от Ваньки, лазутчик схватил бадейку обеими руками и с радостным всхлипом потянулся к воде, но тут опять со страшным шумом захрапел Иван-царевич, затряслась избушка, заскрипели бревна. Лазутчик в страхе дернулся и застыл, затравленно оглядываясь, не понимая, что творится на белом свете темной ночью. Бадейка с глухим стуком выпала из его рук обратно на сруб, качнулась в одну сторону, тут добрая пригоршня колодезной льдистой воды плеснулась Ваньке за шиворот, и внутри у Ваньки сразу все съежилось, смерзлось, он весь скукожился и заткнул себе рот рукавом, чтобы не завопить на весь лес. Потом бадейка качнулась в другую сторону и соскользнула в колодец, гулко стукнулась о сруб колодца и плеснулась в его глубине. Лазутчик очнулся, растерянно заглянул в колодец, но ничего обнадеживающего там не увидел, изумленно покосился на шатающуюся избушку, заозирался и вдруг заметил на краю поляны богатырского коня Иван-царевича. Конь вольно бродил по траве, тряс пышной гривой, серебрящейся в лунном свете, гордый и уверенный в своей силе, не обращая внимания на разные мелочи, вроде лазутчика.