Александр Бруссуев - Я написал книгу

– Ответ всегда один и тот же: надо верить. Вера – вот наша надежда.

«И любовь», – мяукнула на прощанье кошка и скрылась во мраке кустов.

– Но пока мы еще никому не продали

Нашу Веру, Надежду, Любовь (песня А. Романова из «Воскресенья»), – пропел я себе под нос.

ЧЧ имел свои взгляды на мою «беседу» с кошкой. Они не были противоположными, они не были согласными, они были просто такими, какими должны, пожалуй, быть. Я пишу не только для себя, но и еще для тех, кто против меня. Точнее, даже, пока не против меня, но против моих книг. Если книг будет больше, то противной во всех отношениях массы сделается тоже больше, и она уже будет реализовываться против меня. Действие всегда порождает противодействие.

Что же этому возразить? Пожалуй, что и нечего. Только вот я пока не знал, кто может быть противник моему творчеству, как писателю. Разве, что загадочный отдел «Зю», который, если принять во внимание его кооперацию с ментами, является государственной структурой с обычными в таких случаях полномочиями: не пускать, не разрешать, давить и разрушать. Еще Вова Ленин заметил, что «государство – это машина», а машине не свойственно сострадание, жалость, любовь. Как и ее машинистам, пожалуй.

Когда мы встретились на улице с поэтом Жорой, я еще не имел никакого мнения по поводу поэтических кругов, я никого в них не знал, да и они меня не знали. Мы существовали параллельно.

Жора, подписывая мне свой сборник стихов, не дулся от гордости и важности, просто у него в портфеле завалялся один из авторских экземпляров, вот он мне его и подарил.

– Круто, – сказал я. – Теперь можно эпиграфы отсюда брать.

– Как будет угодно, – ответил он и не сдержал довольную улыбку.

Я бы тоже улыбался, если бы довелось вот так же непринужденно подарить на улице своему какому-нибудь знакомому по яслям одну из своих книг.

– Позвольте, – Жора о чем-то догадался. – Куда эпиграфы брать?

Вот тут-то я и раскололся: рассказал, что написал, когда написал и про что написал.

– Четыре книги? – недоверчиво поинтересовался он.

– Пока четыре книги, – уточнил я. – Идеи есть, буду их реализовывать.

– Надо бы с ними ознакомиться, – сказал Жора. – У тебя есть рукописи?

Первый человек со стороны заинтересовался моим творчеством, я даже слегка от этого растерялся. Рукописи у меня, конечно же, были, но я предпочел предложить другой вариант.

– Так я выложил это дело в Самиздате. Там и почитать можно.

Если Жора пожелает, то почитает, если нет – то все равно откроет мою страничку и, стало быть, внесет некое изменение в статистические сводки о моих читателях. Такие вот меркантильные цели.

Мы обменялись телефонами, вернее – номерами телефонов: мне старая Жорина Nokia была без надобности, вот мой «Семён» – Siemens – был дорог, как память.

Не прошло и двух дней, как «Семён» выдал входящий звонок абонента Жоры.

– Надо публиковать твоего «Полярника», – сказал он. – Очень интересно. У нас, понимаешь, есть писатели, которые уже много лет ничего не создают. Они так себя обзывают на фоне давнишних заслуг, так их обзывают и литературные круги. Но это – застой. Это не есть гуд. Аллес кляйн?

– Аллес кляйн, – ответил я. – Вундебак.

– Ты где-нибудь в издательствах заявлялся?

– В «Эксмо», ну а до этого во всех остальных прочих.

– Понятно, – ответил абонент Жора, он же Жорж, он же Гога, он же Георгий Иванович. – Забей. Для начала отдадим твою работу в местный журнал «Мурзилку».

– В «Мурзилку»? – удивился я. Честно говоря, в Республике Карелия раньше было издательство с одноименным названием, то есть, конечно же, просто «Карелия». Там издавались очумело интересные книги – Линевский, Балашов, даже Фиш, да и Миша Веллер был в разработке. Но потом наше издательство убили бумажки с названием «ваучер», профессионалы разбежались, либо поумирали. Больше издательств я не знал, тем более, не знал каких-то журналов.

– «Север» – это что-то, – просветил меня Георгий Иванович. – Гонорары, конечно, не платят, но надо же тебе с чего-то начинать. Да и страна должна знать своих героев. В любом случае.

В каком – любом, я поинтересоваться постеснялся. Журнал «Север» – пусть будет журнал «Север». В морду не дадут.

А мой роман «Мортен. Охвен. Аунуксиста» в интернете читали очень активно. Несколько девочек, уж не знаю, какого возраста – то ли 16 – 18 лет, а то ли 25, даже прислали мне свои отзывы. Кое-что мне было непонятно. Что значит «атмосферный роман»? Мой Саня мне объяснил, сказал, что все нормально, и моя книга понравилась. Ну, понравилась, так понравилась. Тогда я тоже скажу «атмосферно».