Сергей Белокрыльцев - Гимгилимы -1. Добро пожаловать на Яппу!

– Недоволен?! – заорал Улит. – Да ты надо мной издеваешься, старик!

Позабыв о манерах и благородном происхождении, Улит бросил трость на пол, выхватил у Чикфанила смычок и хотел уже злобно обломать его, как с лестницы надменно раздалось:

– Ты ещё что за урод?

Улит тут же вернул Чикфанилу смычок, но не оттого, что испугался, а затем, чтобы подобрать трость и принять боевую стойку. По лестнице величаво спускался высокий, подтянутый муслин в серой стёганной пижаме, перехваченной кушаком. У него было вытянутое брюзгливое лицо и длинные тощие ноги в резиновых тапках. Белоснежные волосы муслина были уложены под позолоченной сеточкой. В руке он держал такой же, как у Улита, зажжённый фонарь. Сам же полный и босоногий Улит с растрёпанными рыжими кудрями, в сорочке и с выставленной вперёд тростью выглядел не столь величаво. К тому же полы сорочки тесно обтягивали крепкие, тренированные икры, готовясь подло сковать движения.

– Ты что за урод? – спустившись лестницы, надменно повторил муслин. – Чего разорался? Все спят. Между прочим, спал и я.

Несколько лет занятий фехтованием дали о себе знать. Улит усмирил эмоции и сосредоточился на потенциальном противнике. Он холодно посмотрел на наглеца и улыбнулся кончиками губ. Однако змеиный взгляд не произвёл ожидаемого впечатления. Вернее, произвёл, но скорее обратное. Впоследствии Улит благоразумно вычеркнул змеиный взгляд из арсенала своих выражений-заготовок, чем полностью его опустошил. Взгляд муслина в пижаме состоял из чистого, отборнейшего презрения.

– Так ты один из хвалёных землян? – сказал он. – Думаешь, если твоя цивилизация более развита, чем наша, так ты можешь орать по ночам, перебудить половину постояльцев и меня заодно?! Что-то не нравится? Спи на улице. Помочь?

Муслин шагнул вперёд и попытался схватить Улита за руку. Улит, предугадав движение противника, отскочил назад и при этом стукнул самоуверенного муслина тростью по носу.

– Что, получил, зеленомордый? – воскликнул Улит, опустил трость и постучал по полу. – Не желаешь ли ещё, дурень?

Высокий муслин опешил и тряхнул головой. Из его глаз сами собой выступили слёзы, как всегда бывает, если пребольно стукнуть по самому кончику носа.

– Ах, ты, жиротряс говорящий! – прорычал он и запустил фонарём в землянина.

Улит ловко увернулся и повалил тонкостенную конторку. Пролетевший мимо фонарь разбился и расплескал горящее масло по полу. Муслин бросился на Улита. Его потемневшее от ярости лицо походило цветом на изумруд, пронзенный лучом солнца поздней осенью, или на пучок жухлого шпината.

Отпрыгивая вбок, Улит успел огреть нападавшего тростью по шее, но тут подвела узкополая сорочка. Улит, не удержав равновесия, уселся на пол. Высокий муслин тут же прыгнул на него с намерением оседлать. В последний момент землянин успел перехватить его за грудки и дёрнуть так, что муслин по инерции пролетел чуть дальше, чем предполагал, но тут же вскочил и снова напал на раскрасневшегося и озверевшего Улита. Противники сцепились и, кряхтя и отдуваясь, стали кататься по полу. Муслин старался задушить Улита кушаком от халата, а Улит старался этого не допустить.

От криков и шума набежала прислуга и постояльцы. Вестибюль ярко осветился дюжиной фонарей. В первых рядах явился Верум и первым бросился разнимать дерущихся. Ему помогли. Муслины удерживали своего, пока Верум оттаскивал Улита, так и норовящего лягнуть напоследок наглеца в резиновых тапках.

Верум силком усадил сына известного писателя на диван. Улит тяжело дышал, по подбородку размазалась кровь, сочившаяся из разбитой губы, щёки раскраснелись, а правое расцарапанное плечо оголилось – разодралась сорочка. Всё это придавало Улиту сходство с образом гладиатора, единственного выжившего после схватки тридцати воинов, десяти бронированных крокодилов, пяти медведей с балалайками, тигра с ядовитыми зубами и полсотни гигантских крыс, ничем особым не вооружённых. Подошёл Чикфанил, неизвестно где до этого прятавшийся.

– Неловко вышло, – промямлил старец и печально иэхнул.

– Да уж, неловко, – саркастически усмехнулся проходящий мимо муслин в резиновых тапках, дёргая болтавшийся рукав пижамы. Коротко треснув, рукав оторвался, и муслин брезгливо отшвырнул его. – Явился на наши земли, занимает гостеквартиры в наших сонодомах, и музыка болот ему не нравится! Мой любимый инструментал из ночных, а ему не нравится. А сам белый, как высохшее дерьмо! Га-га-га!