Отойдя на пару шагов от гранитного конуса, Крео Спри окинул взглядом пейзажи, окружающие это излюбленное в прошлом столетии туристами место. Судя по неприлично заросшей траве – ее безустанно колыхал ветер, – людям наскучил несчастный обелиск. Он, словно пойманный гигант, был заключен в оковы геологических пластов, а голова его окаменела от многовекового заточения.
Глаза мужчины огибали изредка укрываемые небольшими сгустками деревьев ландшафтные бугорки: по нижележащим тропинкам эти шиханы разгоняли настоящие песни ветров и свежесть петрикора – таким образом создавалась видимость канального сообщения между холмами. Стращающее ощущение того, что вихревой гул нес в себе призрачные сказания об утерянных человечеством историях, вызывало бессознательный припадок агорафобии. Крео представлял себе исчезнувшую из исторических сводок эпоху: воображаемая эспланада в продольном величии разбрасывала лучи тропинок, они вели к гигантской каменной стеле, а вблизи, казалось, был выкопан огромный бассейн; с поверхностью, заполненной водой, играли солнечные блики, и только лишь тень стелы в затяжной динамике заката утемняла эту купальню для великанов.
Перед глазами Спри сверкнул яркий отблеск из рисуемого сознанием видения – в реальности же, утопающее в кронах деревьев солнце прощалось с этой, без сомнения, живой далью.
Крео подошел вплотную к обелиску: алюминиевая макушка, словно графитовый кончик карандаша, который вернул в земной футляр мастер, позволила длани светила пройтись по выгравированным контурам изречения – его мужчина раньше не замечал. Наверняка, несметное множество искусствоведов и иже с ними подчеркивали мистическую значимость этого послания, насовсем позабытого обывателями. На поверхности было высечено: «Laus Deo» 3 3 Хвала Богу (латынь)
.
«Если нужно в нескольких словах выразить самое главное в жизни война, я скажу: душой и телом служи своему господину…»
Крео по неизвестной причине ухмыльнулся сам себе, вспомнив неформальное обозначение жителями северо-западной всегломерации этого места, изолированного от всякой городской суеты. Область называли Краем свобод.
–… если же меня спросят, что ещё важно для война, я отвечу: совершенствуй свой разум, будь человечным и проявляй смелость. – Сиккэн Ё О Нэ Ми, сидевший на коленях в позе сэйдза, с глубочайшим трепетом к каждому слову и не без восхваления высших сил держал в вытянутых руках тати. В соответствии с кодексом школы Ё О Ну Мэ, основателя данного дальневосходного заведения, почившего несколькими десятилетиями раннее, боевой меч должен был быть передан воином-учеником высшему учителю на хранение, пока первый в течение десяти дней не окончит предписанные ему заповедями задачи.
В такой же позе сэйдза напротив Крео с нескрываемой грустью, будто его разлучают с родным братом, смотрел на то, как наставник укрывает смертоносное лезвие Кочевника в блистающие сая; пламя, колышущееся от увенчанного свечами пола, завораживающе растягивалось по острию. В таинстве огненного окружения тени двух приверженцев дальневосходного искусства окутывали стену зловещими аурами, сродни гигантским чудовищам из мрака: эти фигуры облицовывали небольшую прикрытую сёдзи комнатку, как картинки в зоотропе. Возврат мыслей Крео к настоящему времени из воспоминаний о вчерашней поездке к обелиску занял доли секунд.
– Скажи мне, бу Спри, готов ли ты услышать следующие заповеди, после которых твой дух будет сопряжен с доспехами доблестного война?
– Да, Сиккэн. Я готов.
– Не позволяй другим превзойти себя на Пути Война. Всегда будь полезен своему хозяину. Помни сыновний долг перед родителями. Проявляй великое сострадание и помогай людям. – Брови Сиккэна – нахмурены, глаза – строги.
– Но у меня нет хозяина, и тем более родителей, – самозабвенно изрек новообращенный воин; воск на хрупком тельце светила расплавлялся под его обреченным взглядом, несоизмеримым ни с одним органным оркестром.
– Не думай, что лишь что-то телесное есть хозяин твой, а истинный путь! – полисная манера речи мудреца местами искажалась самобытным акцентом неизвестного дальневосходного диалекта. – Настоящий мужчина дома Ё О Ну Мэ, превозмогая боль утраты и горечь невозможного счастья на своем жизненном пути, продолжает следовать дорогой война к судьбе, к которой он готовится с рождения.
– Какая же у меня судьба? – Крео, не возвращая голову в прямое положение, обратил всполохнувшие бледным пламенем очи на Сиккэна.
Читать дальше