Ольга Апреликова - Злое Лето

Что быстрее? Как же тошно и болит голова. Пахнет дымом.

– Вставай!! – Рокот стал вываливать из шкафа его платья и сапожки:

– Что сидишь? Штаны хотя бы сам можешь надеть? Быстрее, быстрее!

Он встал, нашел ящик, откуда Утеха доставала одежду, нашел, что надо, сорочку и рейтузы. Их так трудно напяливать…

– Да быстрее же ты! – Рокот грохнулся коленями на пол и стал помогать. – Дымом надышался, что ли…

Одна рука Рокота была замотана тряпками, сквозь которые немножко проступили бурые пятна, на щеке – сажа. И пахло от него печкой. Наконец, он вздернул его на ноги и затолкал в платье:

– Все, бежим. Бежим, тебе говорят!!

А стражи ни у выхода, ни в каменных гулких коридорах, ни снаружи в огромном дворе, ни у ворот – не было. И за воротами – никого не было. Только простор, сизые тени и раннее, горькое, душное утро:

– Да что же ты ногами-то не перебираешь, зараза, сдохнуть хочешь? Паршивец!!

За воротами врезало по глазам низкое, почему-то красное солнце. Дым. Страшно. И тошнит.

– …Рокот. Рокот, что такое «брат»?

– Какая теперь разница!

Он хотел вырваться, но Рокот больно треснул по заднице, схватил под мышку и поволок, притиснув к кожаному нагруднику. Почему на Рокоте солдатский нагрудник? Почему пахнет дымом?

– Быстрее, нам надо быстрее!

Чего он так боится? Впереди была лестница вниз, гранитная, широкая, а внизу – все непонятное; бежали какие-то люди… Рокот помчался вниз, почти сразу оступился, схватился рукой за перила – надо успеть вырваться! Он рванулся, выскользнул из-под его руки, упал на коленки – как больно, но тут Рокот поймал его, он снова рванулся – и покатился, свободный, по белым ступеням – и вдруг врезался затылком в твердое…

Темно и больно. Очень темно…

Он пришел в себя от тряски, открыл глаза: серое какое небо. Высокая гора до самых облаков. Елка корявая со скалы свисает, вот-вот грохнется. Небо страшное, плоское. Холодно. Пахнет дымом. А он лежит на пыльном сене в телеге с высокими решетчатыми бортами среди других детей. Мальчики и девочки, маленькие, как он сам. Кто-то спал, кто-то шмыгал носом. Все замурзанные и зареванные. Он потрогал голову сбоку, где так больно, подумал и заревел. Мужик-возница обернулся и показал кулак. Да, понятно. Извините.

Может, убежать?

А дорога мимо горы пустая, и сбоку дороги край в никуда, не видно, глубоко ли. И куда бежать? Обратно к Рокоту? Нужен он ему… Голова как болит.

Мир большой.

А спрятаться некуда.

Низкие, как будто дымные, облака над темно-зелеными, с рыжими пятнами, горами. Ветер горький, пахнет холодной землей и каменной пылью. Пару раз встретились возы с картошкой и свеклой. Возницы смотрели на их телегу, подхлестывали лошадей и – мимо. Наверно, дети тоже что-то вроде картошки? Он закрыл глаза. Уснуть бы, потом проснуться – и Утеха даст оладушков с медом… Он думал, с ним никогда ничего не произойдет. Все приключения в сказках, а он так и будет за высокими стенами сидеть… А оказывается.

В одной деревне с каменными, а то и вовсе вырубленными в горе домиками остановились на площади у колодца, и мужик громко что-то проорал несколько раз, про урожай. Подошли люди, посмотрели на них, ушли. Мужик ждал. Худая, трясущаяся женщина принесла маленького спящего ребенка, совсем младенца, в мешковине вместо одеяла, показала мужику. Тот помотал головой и махнул рукой. Женщина заплакала. Мужик достал кошель и она замолчала. Но мужик вынул только одну монету, предложил ей. Она опять зарыдала, прижала к себе ребенка и ушла. Зато пришла другая, в рваной юбке, привела сразу двоих. Девочку лет пяти и ковыляющего карапуза. Мужик присел и стал внимательно разглядывать детей. За девочку он дал три монеты, а за младшего только одну. Женщина сама посадила детей в телегу, потом что-то спросила у мужика, тот кивнул. Тогда она быстро бросила ведро в колодец, вытащила воды. Мужик дал ей жестяной черпак, и она напоила своих. Постояла – и стала поить всех. Вода была ледяной, но вкусной, стало чуть легче. Женщина сгорбилась и ушла. Мужик спрятал черпак в сено и они поехали дальше.

Горы отступили в сторонку, и вдоль дороги потянулись поля, поля, поля узкими полосками. Сжатые, пустые. В другом городишке мужик купил двух девчонок. В третьем – двух мальчиков и, подумав, толстого младенца. А потом принялся настегивать лошадь, и их затрясло так, что младенец заорал, а его затошнило. Потом младенец от тряски подкатился в своем свертке прямо к нему, уперся горячей головенкой в спину и замолчал. Затошнило сильнее, он еле перемогся – и разглядел впереди, под огромным серым пустым небом что-то странное. Какие-то огромные серебряные капли на земле и большое скопление людей, лошадей, телег. Длинные палки с цветными флажками.