Поль Монтер - Трясина

Годар поднял факел над головой, чтобы как можно лучше насладиться последним унижением противника. Он разглядывал обнажённое тело Самюэля Бирна со смешанным чувством. Его вновь охватила жгучая зависть к этому рослому и отличному сложённому мужчине, и одновременно с завистью он испытал злорадное удовольствие, видя, как тяжело герцогу сохранять хладнокровие, стоя нагишом в окружении скабрёзно посмеивающихся солдат. Лицо его пылало, мышцы перекатывались под смугловатой кожей. Но даже глумливые взгляды и непристойные грубые шутки не заставили Самюэля опустить плечи и покорно склонить голову. Несчастная герцогиня, оставшаяся в одной тонкой сорочке, безвольно повисла на руках мучителей, лишившись чувств. В своём усердии, опьянённые расправой над беззащитной жертвой, они рванули последний покров, но Годар, скривив и без того уродливое лицо, протянул:

– Не нужно, вряд ли мой взор усладит вид женщины с торчащим, словно тыква, животом. Уму непостижимо, что раньше я питал к бедняжке нежные чувства. Увы… с тех пор как мой дорогой родственник обрюхатил сие невинное создание, она меня больше не интересует. Ну что ж, при венчании вы оба клялись быть вместе и в горе, и в радости, стало быть, Самюэль, малютка Мариэтта разделит твою участь. Привяжите их друг к другу.

– Проклятый душегуб! – хрипло выкрикнул герцог. – Твоя месть зашла слишком далеко, ты мог хотя бы пощадить мою жену! Дай бедной женщине время, чтобы дождаться рождения ребёнка!

– Наконец-то тебя проняло, – удовлетворённо выдохнул Годар. – Однако ты поздно спохватился. Тебе бы стоило сделать это намного раньше. А ты лишь дерзил и строил из себя героя. Жаль, но я вынужден отказать тебе, Самюэль. Она выбрала тебя, стало быть, выбрала и свою судьбу. И я откровенно рад, что ваше отродье так и не увидит света. И знаешь почему? Вовсе не из зависти к титулу, который получил бы жалкий младенец. Ведь теперь я стану единственным наследником всего имущества Бирнов, друг мой.

– Да гори в аду, сын шлюхи! Ты никогда не смог бы получить наследство. Бастарды не имеют таких прав, – прорычал Бирн.

Годар захохотал и всплеснул руками.

– Ошибаешься, я давно заручился письмом самого сеньора кардинала. Твой замок и земли я получу в награду за усердие, раскрыв гнездо смутьянов. Ну, хватит об этом, я изрядно устал и продрог. Да и вид мерзкой трясины нагоняет на меня тоску. Прощай, Самюэль, и не жди, что я закажу по тебе заупокойную мессу. Надеюсь, ты прямиком попадёшь в ад.

Годар махнул рукой, и солдаты пиками начали подталкивать несчастных связанных пленников к трясине. Неловко переступая ногами и лишённый возможности поддержать жену, Бирн упал, увлекая бедняжку за собой. С жестокой радостью и горящими глазами Годар смотрел, как жертвы мигом начали погружаться в топь. За несколько минут их тела успели увязнуть в болотной жиже по пояс. Самюэль попытался откинуться назад, чтобы миниатюрная Мариэтта оказалась на поверхности, но все его попытки были тщетны. Трясина неумолимо тянула приговорённых вниз. Голова жены беспомощно откинулась назад, обнажив нежную тонкую шею, и в этот миг Бирн ясно понял, что она мертва. Хрупкая женщина не смогла пережить кошмарной ночи. Самюэль скрипнул зубами. Нестерпимая боль разрывала ему сердце. И тут он почувствовал, что в накрепко привязанном к нему мёртвом теле супруги пошевелился ребёнок. Он замер, глаза его вспыхнули.

– Годар! – крикнул он, вскидывая голову и пытаясь увернуться от вонючей болотной жижи, что доходила уже до подбородка. – Мой сын не умрёт, он родится на свет, как ему было положено и непременно расквитается не с тобой, так с твоими потомками, пока на земле не исчезнут все, в ком течёт хотя бы капля твоей поганой крови! Даже если просить об этом мне придётся самого дьявола! Запомни мои слова, Годар! Будь ты проклят! Проклят… Проклят…

Последние слова заглушил глухой всплеск, и трясина целиком поглотила герцога Самюэля Бирна, его несчастную жену и нерождённого младенца.

Солнечный свет проникал в стрельчатые окна замка, оставляя на полу причудливые блики. Манон Годар с горящими от любопытства глазами торопливо следовала за супругом. Невзрачное лицо молоденькой женщины разом выдавало низкое происхождение. И попытки придать ему чопорное выражение, что, по её мнению, соответствует знатной сеньоре, выглядели довольно нелепо.

– Вот это дело, муженёк! – не в силах скрыть восхищение, воскликнула она, прикасаясь рукой к гобелену, покрывающему стену целиком. – Ах, мы уже битый час бродим по комнатам и галереям, а ещё не всё осмотрели, право же, я готова позавидовать самой себе!