Дмитрий Беркут - Клошар

Дверь кабины распахнулась:

– Залезай! – позвал водила.

Дважды просить не пришлось. Я мигом забрался внутрь, уселся и начал потирать руки, чтобы быстрей согреться.

В кабине оказалось довольно уютно и тепло – прям, как дома. Имелся даже телевизор. А задняя стенка была обита настоящим настенным ковром. На зеркале висела иконка с каким-то святым, а на бардачке – фотки с сисястыми тётками из глянцевого мужского журнала. Водитель был русский, с коротко подстриженными седыми волосами. Выглядел лет на пятьдесят – пятьдесят пять.

– Михаил, можно просто Миша, – протянул он мне руку, – голодный?

– Да есть немного…

Он вытащил из сумки свёрток с бутербродами и термос:

– Сейчас поедим. А что ты забыл в Кош Агаче?

– Ну, я здесь случайно оказался. Думаю, как теперь выбраться.

– Ладно, случайностей не бывает, давай рассказывай.

Пока мы пили чай с бутерами, я вкратце обрисовал ситуацию. Михаил вытаращил глаза и вдруг раскатисто заржал.

– Ну ты, горюня, даёшь! – похлопал он меня по плечу. – Хотел я тут заночевать, ну да ладно, довезу тебя до Ини. Стоять там буду, напарника ждать из Монголии, а ты утречком на чём-нибудь уедешь.

Допив чай, мы завелись, и не спеша попылили по ночной трассе.

– Куришь? – Михаил протянул мне пачку «LM», – Вот я тебе что скажу, друг ты мой сердечный. Бабы никогда просто так не изменяют, в отличие от нас – мужиков. Они хотят семью. Всегда. Измена у бабы – это либо месть за то, что её мужик наплевательски к ней относится, либо она влюбилась в другого. Думаешь, она влюбилась в этого мудилу?

– Вряд ли…

– Ну вот и прикинь хер-то к носу!

– Всё так, Миша, но что теперь? – спросил я, затягиваясь сигаретой. От внезапного тепла, сытости и никотина я слегка поплыл. Стало вдруг хорошо и спокойно. Я уже всё решил. Вопрос, который я задал Мише, был чисто риторический.

– А я тебе скажу, – Михаил повернулся ко мне и сделал рубящий жест своей жилистой рукой, – нельзя вернуться в прошлое! Ты можешь, конечно, её простить, но будь готов – она изменит тебе снова, и ещё раз, и ещё. Со всеми подряд. А закончится знаешь чем? Она обвинит тебя во всех своих бедах. Потому что понимает, что ты согласишься и с этим. Будь мужиком, Дима, у тебя впереди куча баб! Просто забудь.

– Да, Миша, я тоже так думаю, но и мне нужна семья.

– Не с тем, кто тебя унижает, – отрезал Михаил, открыл окно и выкинул окурок. – Дима, я ещё, наверное, в Акташе постою, ты залазь на задник, поспи, утром разбужу, а то дорога у тебя долгая.

– Хорошо, спасибо! – поблагодарил я, скинул ботинки и залез на спальное место сзади. Михаил включил тихонько радио, и под шансонное «Помнишь, девочка, гуляли мы в саду?» я провалился в глубокий сон.

Проснулся от яркого дневного света. Было уже утро, снаружи слышался гомон птиц и шум бурлящей где-то неподалёку воды. Михаил курил, держа в руке кружку с дымящимся чифирём. Тут же, на коробке передач, стояла маленькая газовая горелка.

Михаил заметил мою растрепанную голову, свесившуюся с лежака. – Проснулся, кент? А я тут встал возле Катуни, это село называют Иня или ещё Инегень.

– А когда Курай проезжали, не было «Шкоды» там нигде? Не встречалась по дороге?

– Нет, – недовольно взглянул на меня Михаил, – забудь, они просто уехали.

Тяжело вздохнув, я вылез на переднее сиденье и уставился на подвесной мост через реку.

– Ого, какой старый, а куда эта дорога?

Михаил кинул мне атлас дорог:

– Держи. Армейские карты старые. Изучай.

К моему удивлению, мостик в атласе нашёлся, хоть и не сразу. А за селом начиналась дорога, ведущая вдоль реки Катуни вглубь, к селу Тюнгур. Название это вызвало что-то сокровенное, мистическое из самых глубин подсознания. Я вспомнил разговоры с Саней о Рерихе и горе Белуха, которая как раз где-то возле Тюнгура. А может, и нет…

Михаил будто прочитал мои мысли:

– Правильно, Дима, не нужно тебе сейчас домой. Погуляй по горам, остынь, а там всё решишь. Так лучше будет.

– Ты серьёзно?

– Дима, я серьёзен, как инфаркт. Что ты дома будешь делать? В себя приди. Погуляй пару дней. Вернёшься, когда окрепнешь.

– Да я же с пустыми руками.

– Но с руками же!

Михаил вытащил из кармана кошелёк, достал мятую купюру, а секунду подумав – ещё одну, и протянул их мне:

– На, вот, держи. Больше не дам, а это можешь не возвращать, – он похлопал меня по спине. – Давай парень, всяко бывает, дуй. Гуляй, пока молодой!

Под птичий щебет, пробивающийся сквозь раскатистый рокот Катуни, я бодро шёл по грунтовке в сторону Тюнгура. Через пару часов пути дорога внезапно закончилась, превратившись в едва заметную конную тропу. Какие военные составляли эти сусанинские карты? – недоумевал я, тем не менее продолжая идти по тропе, то отходящей от реки, то возвращающейся к ней снова. После слов, которые Михаил сказал мне в машине, решение пришло само собой. А почему бы и нет? Действительно, куда мне спешить? Священная гора – настоящее место силы – где-то рядом со мной, а я поеду разбираться с Ленкой, которая обо мне наверняка даже не думает? Что я буду делать возле этой горы – я не знал, но дойти до неё стоило хотя бы ради того, чтобы рассказать потом об этом Сане. Пройдя несколько километров по тропе, я решил отдохнуть. Зашёл в лесок, и сразу же наткнулся на тёплое костровище. Пошурудил угли палкой, подкинул веток, и они занялись огнём. «Вот так-так… Да я тут не один. Но спать возле костра точно не буду. Отдохну немного и пойду дальше. А как стемнеет – прилягу где-нибудь в кустах. Мало ли кто тут бродит в горах». Не успел я об этом подумать, как из леса вышли двое парней лет восемнадцати-двадцати. Оба с небольшими рюкзаками, туристическими ковриками и волосами до плеч.