Чтобы перехитрить боль, Фрункис решил отвлечься – просветить Лапохвата по медицинской части.
– Иваныч, а знаешь ли ты, что причина всех наших страданий вовсе не в первородном грехе. Основная наша беда – от зубов!
– Отстань, не говори глупостей! – отмахнулся Лапохват.
– Да-да, именно от них! – продолжил Фрункис. – Не будь у нашей далекой праматери этих ровных и белых, без малейших поползновений со стороны кариеса, инструментов, чем бы она грызла яблоко? То-то же!
Заметив, что Лапохват все-таки краем уха слушает его, Фрункис продолжил:
– Недавно ученые установили, что авторский коллектив библии извратил слова, произнесенные Всевышним после известного грехопадения. На самом деле они звучали так: «И будете вы хлеб свой добывать в неустанных трудах и заботах и… жевать его со слезами на глазах!»
Слезы, выступившие у Фрункиса, подтвердили, что Всевышний своих слов на ветер не бросает.
– И для этих целей, – продолжил лейтенант, – учредил господь на земле филиалы чистилища – стоматологические клиники. Устрашая грешников, явил он их глазам волосатые руки дантистов. И уж поверь мне – это похлеще котлов со смолой! Через много-много веков ни в чем не повинный человек, вроде меня, – уточнил Фрункис, – переступает порог зубного кабинета. И сразу же оказывается в преисподней, вернее – в заменяющем ее стоматологическом кресле.
– На что жалуетесь? – остроумно интересуется обладатель волосатых рук. (На что можно жаловаться, придя к зубнику?)
– Видите ли, доктор, на дворе жара, а я зуб на зуб не попадаю.
Пациент разевает рот, и доктор сокрушенно вздыхает.
– И немудрено! Уж больно они редко у вас расположены!
Тут бы ответить ему: «Вашими стараниями, доктор!» Но вместо этого больной лопочет, что, скорее всего, виновата наследственность. Но в кресле лучше помалкивать, поскольку болтовня мешает эскулапу сосредоточиться. В эту минуту доктор гадает, какой зуб на самом деле беспокоит пациента, а какой только вводит в заблуждение, отдавая в виски. И тут стоматологу можно посочувствовать – он ведь не окулист. Зубов-то у больного не два, а, поди, штук одиннадцать. Попробуй разберись в этаком столпотворении!
Но внешне лекарь смятения не выдает. Он приглашает в кабинет старшую медсестру Фаину Алексеевну, кастеляншу Марью Петровну, незагруженную в этот момент регистраторшу Степаниду Егоровну и плотника Афанасия.
И вот тут-то начинается русская народная сказка! Все тянут-потянут, а вытянуть не могут.
– Ой-ой-ой! – Фрункис завертел головой, подобно шелкопряду, накручивая на себя нить кошмарных воспоминаний.
– Конечно же, как в той сказке, – продолжил лейтенант, – на помощь измученной и обессиленной бригаде зубодеров приходит незаменимая мышка. Пробегая по подоконнику, она хвостиком цепляет мензурку со спиртом.
Увидев опрокинутую посуду, доктор в ярости разбрасывает теперь уже совершенно ненужных помощников. Он единолично справляется с поставленной задачей. При этом так поминает крохотную зверушку, что сразу становится понятно происхождение слова «стоматология».
Доктор оправляется от психической травмы, нанесенной маленьким грызуном. Зубные техники реставрируют клещи, искореженные зубами пациента. А жертва стоматологического произвола зигзагами на полусогнутых выходит из поликлиники. Он жалобно причитает: «Мамочка! И зачем ты меня родила?!»
Но его мамочка тут совершенно ни при чем! Родила она младенца без единого зубика. А их появление – исключительно личная заслуга пациента. Впрочем, если уж быть совсем справедливым, то и родственники приложили руку к его будущим страданиям. «Ой, посмотрите! У него первый зубик!» Да не смотреть надо! А скорее избавляться, пока он обнаруживается чайной ложечкой.
Фрункис прервал монолог, языком обследовал обстановку во рту. И, как это водится у людей, причиной его новых страданий оказалось несоответствие действительности с ожиданиями. Вместо привычного зуба он обнаружил болезненную впадину.
– Да-а-ас! – продолжил Фрункис. – Не зря когда-то классик сказал: зубам все возрасты покорны! Посмотри, Иваныч, на молодежь! Чем она грызет гранит науки?! А несчастные старики?! С достаточным ли почтением они относятся к коренному населению, уцелевшему во рту? Ведь после выхода на пенсию отдыхают и голова, и руки, и прочие органы. И только зубы, оставшись в меньшинстве, несут трудовую вахту. Иные демонстрируют преданность даже тогда, когда медики передают эстафету гробовщику. Ну и, конечно, до последнего работает язык. Но язык – это отдельная тема.
Читать дальше