Говард Пайл - Книга пиратов

Почему небольшая приправа дьявольщины не придает неприятного щекочущего привкуса огромной массе респектабельной муки, которая идет на пудинг нашей современной цивилизации? К этому же вопросу имеет отношение другой – почему пират имеет и всегда имел определенное мрачное очарование героического, окутывающего его вымысла? Есть ли глубоко под накопленными обломками культуры скрытый фундамент древнего дикаря? Есть ли даже в эти хорошо отрегулированные времена непокорная природа в респектабельном образе жизни каждого из нас, которая все еще сопротивляется уколам закона и порядка? Чтобы сделать мою мысль более ясной, спрошу, разве каждый мальчик, то есть мальчик любого уровня, не предпочел бы быть капитаном пиратов, а не членом парламента? И мы сами – разве мы не предпочли бы прочитать такую историю, как история захвата капитаном Эйвери Ост-Индского корабля с сокровищами, с его прекрасной принцессой и грузом драгоценностей (которые, как гласит история, он горстями продавал бристольскому торговцу), чем, скажем, историю епископа Аттербери или религиозный роман «Феодора и Дидим» доброго автора Роберта Бойла? Следует понимать, что для невозделанной природы большинства из нас может быть только один ответ на такой вопрос.

В приятной теплоте, которую испытывает сердце в ответ на рассказы о безрассудных сражениях адмирала Нельсона, все они очень интересны, но, даже несмотря на свидетельства о его великолепной храбрости, я полагаю, что большинство из нас предпочли бы вернуться к истории, чтобы прочитать, как Дрейк захватил испанский корабль с сокровищами в Южном море и о том, как он разделил такое количество добычи на острове Плейт (названном так из-за объявленных там огромных дивидендов), что его нужно было измерять в квартовых чашах, поскольку оно было слишком значительным, чтобы его можно было сосчитать.

Смелость и отвага, какими бы безумными и безбожными они ни были, всегда имеют избыток энергии и жизни, чтобы рекомендовать их простому человеку, который сидит глубоко внутри нас, и, без сомнения, его отчаянная храбрость, его битва против огромных возможностей всего цивилизованного мира закона и порядка, многое сделали для популярности нашего друга черного флага. Но не только смелость и отвага делают его любимым в наших сердцах. В этой жажде богатства есть еще одно и, возможно, большее родство, которое заставляет нас фантазировать на более приятные темы вроде истории о разделе сокровищ на пиратском острове, о том, как капитан пиратов прячет свои безбожные доходы где-то на песчаном участке Тропик-Бич до той поры, пока не придет время откопать свои дублоны и потратить, их как лорд в приличном обществе, чем в самых захватывающих историях о его чудесных побегах с королевских крейсеров по извилистым каналам между коралловыми рифами.

И, конечно же, его жизнь полна приключений! Жизнь, полная постоянной бдительности, постоянной опасности, постоянного бегства! Океанский рыцарь, он вечно бродит бесцельно, бездомный; то о нем месяцами ничего не слышно, то он кренит свою лодку на каком-то одиноком необитаемом берегу, то внезапно появляется, чтобы напасть на какое-нибудь торговое судно с грохотом ружей, криками, воплями и адом необузданных страстей, выпущенных на волю, чтобы рвать и метать. Какой карлайловский герой! Какая атмосфера крови, похоти, пламени и насилия для такого героя!

Пиратство, каким оно практиковалось в расцвете своей эпохи, то есть в начале XVIII века, не возникло внезапно. Оно произошло в результате эволюции от полулегального пиратства XVI века, точно так же, как пиратство со своей стороны, было в определенном смысле, эволюцией от неорганизованной, несанкционированной войны периода Тюдоров.

В антииспанских авантюрах елизаветинских дней было много пиратского привкуса. Многие авантюристы – например, школы сэра Фрэнсиса Дрейка – на самом деле снова и снова переступали границы международного права, вступая в сферу фактического пиратства. Тем не менее, хотя их действия не были официально признаны правительством, виновные не были ни наказаны, ни осуждены за их действия против испанской торговли ни дома, ни в Вест-Индии; скорее их хвалили, и считалось, что не совсем зазорно для человека разбогатеть на добыче, взятой с испанских галеонов во времена номинального мира. Многие из самых уважаемых граждан и торговцев Лондона, когда почувствовали, что королева не справилась со своим долгом по продвижению борьбы с великой католической державой, снарядили флоты за свой счет и послали их, чтобы навязать помазаннику Папы хорошую протестантскую войну частного характера.