Алаис - Мудрость и величие. Часть 1

Хотя пошевелиться хочется так, как не хотелось даже во время выслеживания первого зомби в моем прижизненном ученичестве. А я тогда почти три часа неподвижно сидела, между прочим. И когда пришло время делать ноги – двигалась не лучше ожившего мертвеца.

Кажется, Альд во время одной из своих лекций называл это памятью тела. Что в посмертии лич, при сопутствующих обстоятельствах, способен испытывать лишь то, что он ощущал при жизни. И это касается как приятных, так и болезненных ощущений. То-то у меня любые проблемы обозначаются либо слабостью, либо тянущей, колющей, ноющей или жгучей болью – в юности я этого наощущалась сполна…

– Госпожа, не смею больше вас задерживать…

При этих словах художник бросает на меня тревожно-настороженный взгляд поверх холста. Видимо, пытается понять мое мнение по поводу этой новости – с личами же нужно держать ухо востро, да. А мне внезапно становится жаль, что все так быстро закончилось. Ведь сейчас я выйду из этой комнатки, о существовании которой в особняке Суар даже не подозревала, и на меня снова навалятся обязанности наместницы. Кто знает, какими они окажутся сегодня.

С шелестящим вздохом я поднимаюсь в воздух.

– Можно посмотреть?

– Да, конечно, госпожа, – художник теперь кажется еще более встревоженным. Он торопливо бормочет: – Но портрет еще не готов, простите за нерасторопность, я…

Беднягу явно нужно убедить, что я не собираюсь убивать его на месте. А то уже даже трястись начал, кажется.

– Все в порядке, я просто посмотрю.

Художник торопливо кивает, отходит в сторону и застывает, склонив голову. А я подлетаю к холсту, смотрю на полотно и пытаюсь понять, нравится мне или нет. Скорее…

– Это еще что такое?!

Наверное, стой я на полу, то подпрыгнула бы от неожиданности вместе с художником. А так, внешне сохранив свое бессмертное достоинство и величие, я лишь внутренне содрогаюсь от прозвучавшего из-за моего левого плеча удивленного голоса.

– Портрет, как видишь, – мой лишенный эмоций голос в очередной раз оказался как нельзя кстати.

– Кажется, я даже догадываюсь, кто его заказал… – саркастически замечает Мэб, делая еще один совершенно бесшумный шаг и останавливаясь уже рядом со мной.

Краем взгляда я с удивлением и облегчением замечаю, что он одет не в мантию, а в привычные штаны и рубаху. Неужели Суртаз сумел как-то ему помочь?.. То-то тетушка Сади теперь всячески меня обхаживает.

– Не исключено, – уклончиво отвечаю я.

– Вам не нравится? – художник наконец-то решается подать голос.

– Ну почему же… – мы с Мэбом отвечаем практически одновременно, но новоявленный маг воды тут же перехватывает инициативу и первым задает вопрос: – А что это за веник?

– Это… набросок букета. Госпожа пожелала, чтобы в нем были ромашка и бессмертник.

Да, я действительно этого пожелала. Когда художник спросил о моих священных атрибутах, идея сохранить в своем портрете память о той вылазке в Нижние Топцы показалась мне удачной. Да и если уж искать в этом пучке трав символизм, то пусть в ромашке будет зашифрована моя простота, а в бессмертнике… Конечно же, бессмертие. Оставшееся при мне, когда Альд своего лишился.

– Я просто обозначил его место и собирался дорисовать позже, а сейчас сосредоточился на изображении госпожи.

– Заметно, – с загадочной ухмылкой отвечает Мэб. – Ее ты действительно изобразил… достоверно.

Ага. С трещиной на левой глазнице и отсутствующими передними зубами. Очаровательно. Но волосы, которых на самом деле у меня уже давно нет, получились действительно красиво. Тетушка Сади обзавидуется.

Я опускаю взгляд в левый нижний угол и щелкаю челюстью от неожиданности.

– Что это за нож?

Если минуту назад мне казалось, что сильнее побледнеть художник уже просто не сможет, то теперь я понимаю, что ошиблась.

– Вы же… сами просили его нарисовать, – робко лепечет он.

– Я просила нарисовать обычный маленький нож с костяной рукояткой. А это что такое?

Второй заказанный мной символ – изображение ножа, в память о сломавшемся в ночь гибели Альда и Ашиана. И очертания того, что я вижу на полотне – изящный кинжал с крестовиной – совершенно на него не похожи.

– Простите меня, госпожа, – вот теперь художника определенно трясет, – но описанный вами вариант не смотрелся бы на таком портрете, поэтому я…

Усилием воли я подавляю вспышку гнева, уже не вслушиваясь в сбивчивый лепет оправдывающегося творца. Загадочно-задумчивая улыбка на лице Мэба неплохо помогает мне отвлечься.