Тимур Суворкин - Пусть всегда будет атом

К ночи бойцы закончили линию укреплений и перед тем, как лечь и дать себе короткий отдых перед утренним боем, как один поклялись, что сделают все, чтобы защитить Родину и не пропустить врага дальше.

Долго спать им не пришлось: едва рассвело, как на горизонте взревели моторы и заклубилась радиоактивная пыль. Семён вместе с другими солдатами кинулся к своему орудию и приказал заряжать бронебойный снаряд. Затвор лязгнул. Один снаряд в стволе. Еще сотня имеется в ящиках. Если не хватит их, в окопах ждут связки старых, проверенных еще в Отечественную противотанковых гранат.

Натовская бронетехника шла вперед. Пылили танки, держались позади них боевые машины пехоты, приземистые, с черными крестами Бундесвера на бортах. Оценив расстояние, Семён начал наводить орудие, выцеливая идущий впереди вражеский танк.

Дальше все звуки вокруг исчезли, а его самого вдруг подняло над землёй, крутануло и швырнуло в липкую красную тьму, что сменила белую вспышку разорвавшегося рядом снаряда. Так и кончился первый и последний бой Семёна Афанасьевича на Войне.

Он пришел в себя уже в полевом госпитале, без половины зубов и без левой руки, оторванной разрывом выпущенного натовцами гаубичного снаряда. Из всего расчёта пушки он тогда оказался единственным выжившим, и трудно сказать, было то счастьем или проклятием.

Когда он вышел из госпиталя, Войны уже не было. От частей Советской армии и войск НАТО остались лишь дезорганизованные отряды, занятые попытками выжить в новом, выплавленном из ядерного огня, мире. Все, что оставалось изуродованному сержанту несуществующей армии, – это путь домой через фонящие радиацией дороги мимо остовов разбомбленной военной техники, мимо мародёров и бандитов. Не раз и не два Семён мог остаться там еще одним лежащим на обочине вздувшимся трупом, но он шёл к своей семье, не в силах сдаться и дать себе умереть, а потому вместо него в землю легли два мародёра, которым показалось, что нет ничего проще, чем отнять еду у инвалида.

Когда он вернулся в дачный поселок, его встретили только выжженные руины, страшно фонящие от радиоактивных дождей. От дома, где он несколько месяцев назад отдыхал с семьей, остался лишь прямоугольник фундамента и ничего более. Немногие люди, которых удалось встретить в окрестностях, лишь качали головами, говоря, что ничего не знают о его жене и дочке. В Астрахани, где семья жила до войны, тоже не нашлось их следов, так как дом Семёна Афанасьевича вместе со всем кварталом превратился в кучу панельных плит, разбросанных у излучавшей радиацию воронки. В других городах поблизости родни, к которой Вера с малышкой могла отправиться, у их семьи не было, и единственная ниточка, ведущая его к жене и дочке, оборвалась.

Теперь Семёну Афанасьевичу оставалось лишь думать, как выжить самому, ибо в ту пору многие люди и с двумя руками умирали с голода, что уж говорить про него, инвалида. К счастью, после того как Война заставила замолчать телефоны и телеграфы, писать люди стали гораздо больше. Так он и стал почтальоном, осев в уцелевшем в войну Трудограде.

Жизнь продолжалась. Обожженная кислотными дождями и наполненная радиацией земля к осени дала первый, скудный урожай. Овощи чистили, несколько раз проваривали, сливая подсоленную воду, чтобы хоть немного вывести радионуклиды. Выбора есть или нет не было: вслед за Войной пришел Голод, и неизвестно, что именно унесло больше жизней.

Первая зима была самой тяжелой. Руины городов уже были основательно разграблены, и запасы поселений быстро подходили к концу. Трудограду повезло: стоя на Каспийском море, он отправлял в его отравленные воды свой наскоро сколоченный рыболовецкий флот. Возвращались не все корабли, но те, что все же шли назад, несли в себе драгоценное съедобное серебро, иногда даже содержащее вполне безопасную дозу радиации. За счет рыбы и запасов с военных складов Трудоград устоял в первую зиму.

Затем была голодная весна, позже – сухое лето, полное бурь, несущих на город радиационную пыль и тяжелые тучи, прожигающие землю кислотными дождями.

Следующей зимой было уже легче: люди чуть приспособились, между уцелевшими поселками и городками пошла торговля, а с юга Советского Союза, пошли автоцистерны с нефтью, обеспечившие работу уцелевших котельных.

Работать почтальоном было в ту пору опасно как никогда, тем более, что тогда в городе ещё пытались платить людям пенсии. Случаи грабежа исчислялись десятками, и половина из них, если не больше, кончалась убийствами.