Эд Кузиев - Химера, дитя Феникса

– Даже не знаю, с чего начать. Я родился и жил в большой семье.В нашем контейнере проживало, помимо меня, два моих старших брата Грот и Марик, мать с отцом, дед Тит и сестра Кошья. Бабушку Агату сожгла лихорадка, когда мне не было еще и пяти лет от роду, – переминаясь с ноги на ногу, произнес Я, худой с болезненным румянцем на щеках, босоногий мальчик двенадцати лет. Одежда на мне висела, как мешок, и сразу видно, что она с чужого плеча. Куртка размера на четыре больше и светилась крупными прорехами, штаны из мешковины перевязаны на голенях и поясе травяной верёвкой.

– Представься для начала, – снисходительно улыбнулся старший Септорий Дознания.

– Простите моё невежество, господин Старший Септорий[1]. Имя, данное мне при рождении, Босик. Я родился в третью луну 217 года после Исхода. Третий сын четы охотника и мастерицы, мастера Богарда и Стеллы, – потупив взор, тихим голосом Япроизнес ответ.

Септории потеряли комне интерес и начали активно перешёптываться. Пользуясь случаем, Я поднял глаза и оглядел помещение, в которое меня запихал отец. Запах перегара от дешевой сивухи и лучной смрад от родителя до сих пор жгли маленький нос. А посмотреть было на что. Вокруг непозволительная роскошь, деревянные полы, крепко сбитые и накрашенные соком черных ягод, были начисто вымыты, даже страшно стоять на них чёрными ногами. Натянутый пластиковый пакет на оконной раме давал много света и причудливым образом менял цветовую гамму помещения. На стенах развешано много фотокарточек разных людей и красивых мест с Земли до Исхода. Да за одну такую фотографию можно безбедно жить и питаться в корчме целую луну, а если ещё она и цветная, то и пить очищенную воду. Сами Септории заседали за большим столом из Старого дерева, скорее всего, что-то из твёрдого и ярко-жёлтого цвета, но не ядовитого. Цвет благородный, затертый до блеска от многочисленного использования. Чем-то белым были расписаны стены, скорее всего, или известь, или толченные кости зверья, смешенныес соком хватай-дерева. На Храмовниках чистые сутаны черного цвета с красной лентой на правом предплечье. На повязке вышит глаз в треугольнике – святой знак нашей церкви.

– Расскажи нам о Таинстве Посвящения, на котором у тебя обнаружили Талант, да поподробнее, – внезапно отвлек меня от созерцания деталей помещения голос Септория.

Пришлось крепко задуматься. У меня крутились в голове сотни мыслей и рассказов других ребят, не всегда приятных, отношение к Таинству отца и собственные ощущения. Мрак, сын водовода– из тех, что тянут воду зеленого цвета из болот, затем фильтруют и продают большими кадками, – рассказывал, что на каждом Таинстве его ощупывают, порой больно, хватают за причинные места и смеются. Девушка Марта, дочь учительницы грамматики и основам счета, смущённо закатывала глаза, но каждый раз после обряда уходила домой с туеском, полным снеди. Папенька матом крыл церковников, говоря о том, что требования каждую луну проводить обряд, это просто другая форма подати; попробуй не прийти, тебя плетьми погонят, да ещё и виру повесятна человека. Благо, хоть Старшие братья уже получили знаки следопыта и охотника. Сестра слаба здоровьем, так что ходить приходилось лишь со мной. Папенька меня недолюбливает за то, что Я хилый и не горжусь на охоту ходить, и лишь возможность зайти после Таинства в корчму и жахнуть бражки перед дорогой домой, немного его успокаивала. ПапенькаБогард на ласку скуп, но хоть побои редки, не чаще двух раз в седмицу, и то радость. Маменька настояла мне ходить в учительскую комнату и постигать цифру и буквицу, а также появилась возможность читать святые тексты с картинками. Сам обряд не бесплатный, хошь не хошь, а чешуйку отдай или товар неси на ту же сумму, да не абы какой, а лучший. Но это говорить нельзя. Нужно своими мыслями и пониманием ответить.

– В тот день солнце трижды появилось на небе, что редкость, и даже успело просушить камень поселения.Мы с отцом, помолившись и как следует натощак, пошли в храм за Таинством, дорогу плохо запомнил через лесолесье, больно скользко все оказалось, да и змей несчитано.На помосте уже набралось много людей, что пришли на праздник.Там, помимо известных мне храмовников, Я увидел нового, с острым лицом и цепким взглядом; у брата церкви не было левой руки и шаг неровный. Все шептались и тыкали в него пальцами. Нервозность передалась всем. Братья Ишум и Брутос в тот день не брали пожертвования, а лишь страшно пузырили глаза. – Моя речь была прервана каркающим смехом Септориев.