Николай Виноградов - Эх, жизнь моя моряцкая

За границей в увольнение всегда положено выходить группами, не менее трёх человек. Помпа назначил меня старшим в нашей группе, в которую входили ещё Тетеря и самая большая радость – Фёкла. До Малайбазара от причала было не менее трёх километров, поэтому на выходе из порта Тетеря поймал тачку. Я уже прыгнул на заднее сидение, как Фёкла начала качать права.

– Мальчики, вы что, такие богатые? Я на такси не поеду, прогуляться хочу.

Стало сразу ясно, кто в нашей группе старший. Пришлось отпустить такси и шлёпать пешкодралом по такой несусветной жаре в ста с небольшим километрах от экватора. Фёкла напялила на себя какое-то старомодное цветастое платье, на ногах – белые туфли на каблуке. Выглядела она, как фура с прицепом, еле-еле передвигающаяся между нами – двумя фонарными столбами.

К Малайбазару добрались только ближе к обеду. По лицу Фёклы тёк пот в три ручья, и она уже замучилась отжимать свой носовой платок. За два часа мы не успели пройти даже двадцатой части пути по базару. Фёкла останавливалась у каждого лотка, перещупывала своими толстыми короткими пальцами каждую шмотку, торговалась с китайцами до цента. Мы с Тетерей выполняли миссию грузчиков и охранников одновременно, как две рабочие пчёлки, оберегающие пчеломатку. У нас уже не хватало рук, чтобы держать её пакеты, коробки и свертки. Похоже, она решила истратить всю свою валюту, что накопила, депонируя за полгода. Мы уже отчаялись её оттаскивать от этих лотков и терпеливо ждали, когда у неё наконец кончатся деньги. У одного лотка она перемерила больше десятка халатов, но на её стройную фигуру подобрать что-либо было невозможно. Торговка-китаянка предложила тут же на месте что-то подшить, где-то распустить, и когда эскулапша померила последний халат, осталась довольной.

– Ну как мне, мальчики? Нормально, правда?

И дёрнуло же Тетерю за язык высказать свое мнение в самый неподходящий момент, когда можно было просто поддакнуть.

– Так-то хорошо, вроде, только он вас слишком полнит, мне кажется.

Переварив эту ценную информацию, Фёкла скомкала халат и бросила в руки торговки. Та вдруг взбесилась, стала что-то орать по-своему, доказывая, что, она, мол, столько времени угробила, всё подгоняла, подшивала, всю лавку сто раз перешвыряла, а ты, мол, такая неблагодарная.

– Руська жопа! – крикнула в гневе торговка и – хрясь Фёкле пощечину по толстой роже. У нас с Тетерей от такой неожиданности даже все коробки из рук попадали. Пока мы их собирали, наша соотечественница, задыхаясь от возмущения, заорала, как недорезанная свинья.

– Ах, граждане, русских бьют! Чё щуришься тут, китаёза неумытая, – и так толкнула торговку руками, приложив всю свою массу, что та перелетела через лоток, снеся с него всю кучу шмоток. Тут из-за шторки сразу возникли два китайских дуба, внешне похожих на японских сумоистов, весом на прикид под два центнера каждый. Фёкла хотела было и им задать трёпки, но мы смогли удержать её от такого героического поступка. Кулак у каждого из этих дубов был размером с наши головы.

– Давайте лучше вежливо уйдем отсюда, Федосья Марковна. Зачем нагнетать международную обстановку?

Выбежав на улицу, мы сложили в большую кучу все Фёклины шмотки и закурили.

– Ну, вы покурите пока, а я пойду ещё прошвырнусь маленько. Я быстренько, здесь рядом, – на потной щеке у неё красовался багровый след пятерни. Мы молча кивнули в знак согласия.

– Фёкла, она и в Сингапуре Фёкла, – сделал философский вывод Тетеря, – Да-а, попили мы с тобой пивка…

Тут к нам подошел молодой китаец с двумя худющими, молодыми тайками, которые чего-то изображали из себя, пытаясь строить глазки и улыбаться. Сутенёр с проститутками, оказалось. Пока мы на пальцах объясняли аборигену, что, мол, нельзя нам, мы из коммунистической страны, да и товар у тебя, мол, с душком, подошла наша пчеломатка. У этого китайского сутенёра, когда Фёкла повернулась к нему кормой, из гортани вырвался звук, непохожий ни на одну гласную букву уже китайского алфавита. Что-то среднее, между Э и Ю, после чего местные аборигены быстренько ретировались.

На пароход мы прибыли самыми последними. Естественно, без пива.

Из Вишакхапотнама, где нас загрузили во все трюмы какими-то костями, которые прели на жаре и воняли, как на скотобойне, хоть нос зажимай, мы двинулись в Японию в порт Осака. На второй день хода, ночью, попали в приличный шторм, а у меня, как назло, снова разболелся тот предательский зуб. Сначала просто ныл, отзываясь в мозг тупой болью, потом всё чаще из него стали простреливаться импульсы, словно током в мозг пробивало. К середине вахты пришлось пристегнуться к креслу, чтобы не улететь и не ботнуться о переборку из-за сильной качки. И так-то все нутро выворачивало, да ещё и этот зуб, как с ума сошел. К концу вахты я уже ничего соображать не мог, зуб болел так, что хоть на стенку бросайся. У Климакса в каюте нашлось полбутылки водки, которой я стал полоскать рот, стараясь сдержаться, чтоб не проглотить. Опустошив бутылку себе внутрь, выждав полчаса на процесс рассасывания обезболивающего и убедившись в абсолютной неэффективности этого мероприятия, мы все вчетвером стали думать, что же делать дальше. Мазание десён горчицей, обкладывание больного зуба чесноком, лимонными корками и прочее в этот раз почему-то не помогало.