Влас Комар - Онфимка

В домовине лежала вся семья Онфимки: дед Миней, до смерти бывший статным широкоплечим стариком лет сорока с вьющимися белыми волосами и бородой, бабушка Пестимия, маленькая сухонькая старушка, волосы которой даже не успели поседеть, отец Капитон Минеич, бывший человеком образованным, а потому входивший в Совет селения, который помогал князю ростовскому Гостяте думать думу, мама Валентина – любимая, самая красивая на свете мама! А еще две младшие сестры Красава с Аленкой, да брат Ростик.

Из мешковатой сумки, висевшей через плечо, Онфим достал огниво и охапку лучин. Воткнул одну в рожки под стрехой и затеплил пламя. Прогорают лучинки быстро, поэтому надо их много, а еще нужно вовремя успевать их менять. Повсюду вокруг стоял запах Мира Мертвых, смешанный с еловым и можжевеловым привкусом, потому что тела в домовинах были плотно укрыты ветками и иголками.

Так Онфим обычно сидел рядом с последним пристанищем своей семьи примерно час и рассказывал о событиях вчерашнего дня, о своих размышлениях, грустил и смеялся, вспоминал прошлое, даже изредка пересказывал бабушкины сказки самому себе, отчего становилось тепло и хорошо на душе. Иногда он плакал, потому что хоть и считался уже вполне взрослым человеком, но оставшись один на один с миром, чувствовал себя маленьким и очень уязвимым.

Однако сегодня что-то пошло не так. Ветра совсем не было, но онфимкиным стенаниям постоянно мешал какой-то шорох в домовине, какие-то скрипы под стрехой крыши. Наконец, лучинка, не прогоревшая и до середины, резко упала на землю. Онфимка, который уже успел полюбить свои страдания и нытье, пришел в негодование – кто же это смеет бродить по заповедному кладбищу, дорогу к которому старались обычно поскорее забыть те, кто остались жить? Он обернулся и от удивления хлопнулся на землю, хорошо хоть, что там вся земля была устлана мхом и иголками, иначе бы он крепко ударил свою пятую точку. На одном из пенёчков, окружавших домовину и оставшихся от срубленных для нее деревьев, сидела бабушка Пестимия.

– Бабулечка, – крикнул мальчик, кинулся к ней, уткнулся в пышные юбки, пахнувшие теплым хлебом и парным молоком.

– Онфимушко, родной, – тихо заговорила бабушка совсем как живая, довольно крепко прижимая мальчика к себе. – Матерь Мокошь ненадолго отпустила меня к тебе передать вот эту грамоту.

К старости у бабушки выпали почти все зубы и она сильно шепелявила. Дети передразнивали ее, но она не обижалась, смеялась вместе с ними, широко открывая беззубый рот. На бабушку был надет праздничный наряд, состоявший из такого количества деталей, что глазам было больно на него смотреть. Под невероятной красоты белой рубахой, расшитой разноцветными бусинами, скрывалось несколько нижних юбок, делавших наряд пышным и внушительным. Белые штаны были заправлены в ярко красные сапожки, закрепленные металлическими обручами на щиколотках, такими же обручами были стянуты длинные рукава рубахи. На талии наряд был скреплен широким поясом, на котором в центре была вышита Матерь Мокошь, окруженная со всех сторон маленькими и большими птицами, цветами, ягодами и фруктами. Сверху весь наряд с головы до ног покрывал шум – целое море металлических украшений, которые даже при самом маленьком движении издавали разнообразные переливчатые мелодии. Шум защищал женщину от множества нечистых цертов, которые витают повсюду в воздухе, но, не в силах побороть богатыря-мужчину, издеваются над слабой женщиной. Обычно шум начинается с широкого обруча на голове, на который в несколько ярусов навешиваются кольца, а также фигурки, изготовленные как детские игрушки из отдельных деталей, скрепленных металлической проволокой. Больше всего Онфимка с самого детства любил маленькую гремячую лошадку с огромными выпученными глазами, которую церты должны были бояться сильнее всех. На шее в несколько рядов висели ожерелья, а на них крепились маленькие фигурки богов, священных животных, птиц и деревьев. Центральное место занимала узорная лунница – украшение в виде полумесяца рожками вниз. К поясу крепились большие шумные подвески, а также полезные мелочи и обереги – гребешок для волос, кошель для денег, сума для предметов побольше. Из этой-то украшенной мелким бисером сумы бабушка достала кусочек бересты, на которой было что-то нацарапано.

Онфимка уже знал письмо – сама же бабушка занималась с детьми зимними вечерами, когда работы по хозяйству было совсем мало. С самого малолетства дети читали по слогам, писали острыми палочками по бересте и выполняли несложные математические расчеты. Также учили звездное небо и лунный календарь, без которых жить в те времена было невозможно. Учили наизусть красивые молитвы, песни и длинные сказания. Но сейчас мальчик с удивлением смотрел на кусок древесной коры, буквы на котором он видел впервые в жизни. К тому же, неведомые слова были дополнены картинками, многие из которых вызывали не меньшее удивление, чем текст, а также все поле бересты большим кругом обходили жирные стрелочки, как будто кто-то указывал путь, и такие же жирные крестики, по всей видимости, означавшие остановки на этом пути. Крестиков было семь по кругу и один, покрупнее, в центре.