За этим занятием их и застал Джексенбе, вернувшийся к мазару после объезда ближайшего холма. Его изумлению не было предела. Русский тамыр стал его единоверцем! Об этом он не смел и мечтать. Челюсть киргиза упала так непосредственно и надолго, что возвратиться назад смогла бы только с посторонней помощью.
Чокан с Баюром невозмутимо продолжали творить намаз, невнятно бормоча под нос известные каждому правоверному строки Корана и стараясь не замечать челюсть Джексенбе, которая коварно работала фитилём под бочкой пороха. Ещё один взгляд на неё – и «правоверные» взорвутся хохотом. Оба молельщика ни в коем разе не хотели разочаровать верного друга, признавшись в лицедействе (хотя бы и в благих целях безопасности!), и с облегчением вздохнули, когда излишне впечатлительная часть лица киргиза заняла привычное место.
– И так пять раз в день, – шепнул поручик волхву, поднимаясь с колен. Поднятую бровь новоиспечённого мусульманина он истолковал как вопрос и ответил ей, чтобы примирить с неизбежностью и слегка подсластить пилюлю:
– Сначала со мной, потом запомнишь, в какое время.
Пора было собираться в путь. Рассвет ещё не наступил, но край степи уже посветлел, прогоняя звёзды с небосвода, как выгоревшая степная трава вынуждает овец перекочёвывать на новые пастбища, а луна, озябнув, подобрала с земли прозрачное серебро, натянула на себя одеялом, став еле видимой, смежила веки. Скоро растает, растворится во сне.
Кони успели отдохнуть, подкормиться и, пока ещё было прохладно, выглядели бодрыми. А люди? Что люди? Они знают волшебное слово «надо», которое помогает выносить и бо́льшие невзгоды, чем недосып и усталость.
Джексенбе так ничего и не сказал по поводу увиденного намаза, но, как приклеенный, держался всё время рядом с Баюром, который, постоянно натыкаясь на него, только ухмылялся.
– И вообще… – завёл разговор Баюр, как только выступили, надеясь побольше узнать (о! конечно же, не всё!) о предстоящем путешествии в Кашгар, чем успел вытянуть из скрытного поручика. Чокан просто обязан посвятить его в тонкости предстоящей операции, если не хочет, чтобы волхв сдуру да невзначай наломал дров. Его спутники не удивились, что начало разговора прозвучало как продолжение нескончаемой беседы, которую каждый сам с собою крутил на все лады в голове. – Какой шайтан занёс тебя в такую даль от Семипалатинска? Твоё место на корабле пустыни, между двух уютных горбов.
– Ещё чего! В караване коней хватает.
– Оно конечно, кавалеристу в седле привычнее…
Чокан ошалело на него уставился:
– Как ты догадался?
– Про кавалерийские войска? Хм… По выправке, как же ещё! Ты погляди на нашего Джексенбе. Никому в голову не придёт увидеть в нём кадрового офицера.
Чокан досадливо поморщился, однако совету внял. Прямая спина плавно перетекла в мягкий изгиб, плечи опустились. Киргиз, не говоря ни слова, полез в седельную сумку, достал войлочную шапку, расправил, протянул поручику. Очень дельный, кстати, совет. Как он сам об этом не подумал! Все мысли были заняты заботой о караване, о маршруте следования, словом, большие проблемы стушевали мелочи. А у восточных людей глаз зоркий, проницательный. Незначительная на первый взгляд оплошность вырастает до размеров сокрушительных разоблачений.
– Ты случаем не числишься агентом сыскного департамента? – огрызнулся Чокан, напяливая киргизскую шапку. Злился он на себя, не на волхва, которому был даже благодарен за подсказку, но издёвка в вопросе прозвучала явственно.
Баюр отлично понял её подоплёку и рассмеялся, не утруждая себя ответом. Окинул оценивающим взглядом преображённого поручика, одобрил:
– Вот так гораздо лучше. Давай не увиливай, повествуй о своих блужданиях. Чтоб до встречи твоего каравана у меня была исчерпывающая информация: кто, куда, зачем, откуда, где, почём, когда и как.
– Ха! – фыркнул Чокан. – Исчерпывающую ему! Эти планы я вынашивал годами! Шлифовал и правил! А ему в два притопа, в три прихлопа изобрази и в рот засунь!
– Ну, ладно, – сговорчиво умерил свой аппетит волхв, – хотя бы в общих чертах. Ты ведь не хочешь выставить меня белой вороной?
Пыхтя от возмущения, поручик, забывшись, снова выпрямился в седле, но глянул на Джексенбе, который, отвернувшись, обозревал голую степь, опомнился и скопировал его осанку.
– Нельзя мне было вместе с караваном выходить из Семипалатинска. Я там часто бывал, многие меня знают. Оттуда идут другие караваны. Купцы любопытны, такую занятную новость будут передавать из уст в уста. Степной хабар 26 26 Хабар – весть.
далеко летит.
Читать дальше