Пить в такое пекло кипяток даже думать было невыносимо, однако облегчение наступило почти сразу, как завершилось чаепитие. Горло перестало саднить и голове стало легко. Кусты мало давали тени, но всё лучше, чем ничего. Друзья решили, что самый зной лучше переждать здесь: сами отдохнут и коней не загубят. По вечерней и ночной прохладе они легче и быстрее преодолеют вдвое больше пути, чем в дневную жару.
Выбрав местечко поукромнее и потенистее среди кустарников, они развалились в надежде отоспаться за прошлую беспокойную ночь, а заодно авансом за следующую. Джексенбе и Баюр договорились по очереди обозревать округу и лошадей, которые облюбовали влажный бережок и мирно пощипывали травку. Чокан заметил, что волхв остротой зрения ничуть не уступает киргизу. Степняки вообще славятся отменной зоркостью. Но волхв! Кстати, очень ценное качество.
Несмотря на вымотанность и прошлую бессонную ночь, большую часть которой провели в седле, спать совсем не хотелось. Может быть, сказалось перенесённое напряжение, но заставить себя забыться никто не мог. Скопившаяся ломота всего тела скоро растаяла, отпустила, и Баюр не стал упускать драгоценного времени, возможно, последнего до встречи с караваном, чтобы прояснить связанные с ним тайны.
– Чокан, а что нам делать, когда начнётся резня? – задал он вопрос без околичностей, в лоб.
– Какая резня? – опешил тот, подскочив от неожиданности.
– Джексенбе говорил, что в Кашгаре. Чью сторону принимать?
– А-а. Ты об этом, – он снова лёг, потянулся, выгнув спину. – Торговые люди в политических переворотах участия не принимают. Их дело – купля-продажа, а под каким флагом – значения не имеет.
– Значит, перевороты… – Баюр прикрыл глаза, борясь с ощущением, что на веках лежит по монетке, какие кладут обычно покойникам. Гадостное чувство. Ладно, надо привыкать.
– Там своя история, которая тянется сотни лет, практически без изменений. Мятежи только именами отличаются, – Чокан сунул в рот былинку, надкусил и, почувствовав горечь на языке, сплюнул. Откладывать этот разговор не стоит, решил он, незнание волхвом обстановки может дорого им обойтись. – Ты знаешь, кто такие ходжи?
– Ну-у… какие-то мусульманские святоши…
– Не совсем, – улыбнулся поручик. – Считается, что они потомки Магомета, их авторитет для верующих не знает границ. Никто из смертных не смеет поднять на них оружие.
– А они? – волхв тоже потянулся, хрустнув суставами, сунул под голову руку.
– Ха! Они делают всё, что взбредёт в голову! Могут убить, могут захватить власть.
– И стать султанами?
– Нет, – опроверг поручик столь примитивный переход кочевников из одного сословия в другое. – Султаны ведут родословную от Чингисхана и его прямых потомков, и тот из них становится ханом, кого выберет народ. Тогда его поднимают на белой кошме и официально провозглашают правителем.
– Ты ведь тоже султан? Белая кость? – и чего бы ему не дождаться выборов, чтобы взлететь на пирамиду власти? Управлял бы степным народом вместо того, чтоб лезть на рожон в чужих землях.
– Да. Мой дед Вали был последним ханом Среднего жуза. Потом, когда он принял подданство Белого царя, ханство было отменено, – подобрав обломок ветки, Чокан, не вставая, замахал ею перед лицом, прогоняя назойливо жужжащую муху, вознамерившуюся сесть непременно на его нос.
– Но султанов-то отменить невозможно. И их в народе по-прежнему почитают? – не уступал Баюр.
– Конечно. Но их власть светская, а преклонение ходжам замешано на религиозных чувствах. И только в Кашгаре сохранилось их древнее право на трон. Так вот, – вернулся чингизид к прежней теме, переворачиваясь на бок лицом к приятелю и опираясь на локоть. – Там ходжи по праву крови из века в век пытаются силой оружия захватить власть.
– Ты хочешь сказать: поднимают мятежи? – уточнил волхв. Нечего кружить вокруг да около, пришло время называть вещи своими именами. Он не поднимал век и чувствовал на них внимательный взгляд дотошного критика. Ничего, пусть оценивает. Впрочем, придирок к гриму не последовало, и разговор продолжился.
– Вот именно. И это многим удавалось. Но ненадолго. Китайские власти присылают войска и устраивают неслыханную резню.
– И ходжу под нож?! – не столько пожалев священную персону, сколько пытаясь уличить приятеля в противоречии, воскликнул прилежный ученик.
Но учитель, вооружённый знанием вековой истории, не споткнулся о камешек, сумел вывернуться:
Читать дальше