Дарья Прокопьева - Жемчужный узел

И всё же Лизавета сомневалась. Она не привыкла нарушать правила, особенно установленные отцом. Она не хотела видеть разочарованный взгляд, не хотела вставать в один ряд с «глупыми девчонками» – так отец порой называл её подруг, которые казались ему легкомысленными и ветреными. Но ведь он ничего не узнает?

Лизавета прислушалась. Из-за стены отчётливо слышался храп, и ничего больше – даже кровать не скрипела. Отец спал спокойно и крепко. Она успеет выскользнуть и вернуться, правда, успеет.

Осторожно, она спустила ноги на пол, коснулась ступнями досок. Выдохнула тихонько, боясь выдать себя даже этим. Наклонилась, обулась, встала. Оглянулась на разделявшую комнаты стену – молчаливую хранительницу Лизаветиной тайны. Та надёжно скрывала её преступление.

Дверь не скрипнула, открывшись. Половицы тоже молчали.

Лизавета легко проскользнула по коридору, ступила на лестницу. Ступенька коротко взвизгнула – и она вздрогнула, обернулась. Задержала дыхание, готовая бежать или оправдываться: но из отцовской комнаты никто не вышел.

Её никто не преследовал. Лизавета беспрепятственно спустилась в полупустой зал. Хозяин двора кивнул ей и вернулся к протиранию кружек, редкие гости не обратили на незнакомую девчонку внимания. Она запросто вышла – и только сейчас поняла, что не дышала всё это время.

Воздух снаружи оказался сухим и тёплым. Ветра не было – была лишь жара и пыль, оседающая на коже. Но даже они оказались в радость Лизавете, больше двух дней проведшей в вынужденном заключении. Здесь, на пороге постоялого двора, под палящими лучами солнца она почувствовала себя такой свободной, какой не была даже дома, в городе.

Нарушать запреты было очень, очень приятно.

Она улыбнулась и открыла глаза, которые невольно зажмурила от удовольствия. И тут же прищурилась – свет снаружи был ярким, практически белым. Лизавета не сразу привыкла к нему, но как только освоилась, принялась с жадностью озираться. В свежих впечатлениях она нуждалась едва ли не больше, чем в свежем воздухе.

Взгляд её ненадолго задерживался на всём, на что падал: на кривой дороге и обрамлявших её редких деревьях, на стоявшей поодаль конюшнях и приписанном к ним мальчишке – он дремал, сунув в рот соломинку и привалившись к стене.

Наконец, Лизавета обернулась и посмотрела на здание, в котором ей суждено было провести ещё четыре с половиной дня. Оно совсем не походило на тюрьму, хотя виделось именно ею. Нет, это был обычный двухэтажный дом с гостеприимно приоткрытой дверью, широким крыльцом и заботливо поставленным у входа корытом – чтобы лошади могли напиться, едва подъехав.

– Лизавета! – она услышала крик отца, будто сквозь толщу воды.

Тот кричал сверху, из своей комнаты, и стучал по стеклу, будто это могло помочь. Но было поздно – он понял это, едва увидев Лизавету. Она не обращала на него внимания, не поднимала головы, даже не вздрагивала: будто заворожённая, она смотрела на что-то вне его поля зрения.

Она смотрела на студёную воду в корыте. Лизавета не думала о том, как вода могла оставаться холодной на жаркой улице. Лизавета не задавалась вопросом, откуда она знает, насколько свежа водица, даже не прикоснувшись к ней. Лизавета видела, чувствовала, как приятно будет запустить руки в корыто, плеснуть водой на лицо, быстро собрать капли с губ. Она сделала первый шаг.

Её отец бежал по лестнице так быстро, как только мог. Под изумлёнными взглядами других постояльцев он пронёсся через обеденный зал, вылетел в дверь – и растерялся, не сразу увидев Лизавету. А когда увидел, сердце пропустило удар.

Лизавета уже опустилась на колени перед корытом, и идущая рябью вода отражала её зачарованное лицо. Отец крикнул ей что-то, но она больше не разбирала слов. Тонкие пальцы коснулись воды, отец кинулся к дочери, она уже набрала полные ладони воды…

Он коснулся её плеч в то же мгновение, когда она окунула лицо в ладони. И отец Лизаветы с ужасом осознал, что держит в руках воздух.

Лизавета вскочила и с живостью, невиданной в последние три дня, отскочила от озера. Грудь её тяжело вздымалась, будто от изматывающего бега, сердце колошматило изнутри, а руки – она быстро глянула вниз – да, руки мелко дрожали. Она была в ужасе от того, что в считанные мгновения оказалась в совершенно незнакомом месте. Но ещё больший ужас на неё наводило то, что отец всё это время был прав.

Водяные существовали. Её отец заключил с одним из них уговор. И как бы он потом ни раскаивался и ни пытался её скрыть, водяной нашёл способ забрать своё.