Ата Дурдыев - Сколько нам еще жить?..

— Ну, а если бы на его месте ты оказался? Бегством стал бы спасаться?

— И в драку безрассудно не полез бы. Что-нибудь придумал!

— А если времени на обдумывание нет?

— Тренироваться нужно. Чтобы мысль, как молния работала. Во всем ты должен опережать противника. Хоть на сотую долю секунды, но опережать. Чуть прозевал — твоя карта бита! Все! Кутарды! Разве я не прав?

Ширали положил руку на плечо Андрея, дружески похлопал.

— Ну, ты всегда прав, — с чувством произнес Андрей, — повезло мне, такого друга встретить. Знаешь, стихи мне как-то попались. Уже не помню, кто автор, но слова понравились, будто поэт о нас писал. Послушай:

— Хорошие стихи, — помолчав, сказал Ширали. — Душевные и все правильно. Помнишь, Кучук-ага как-то говорил, что человек другом силен? Я сейчас, знаешь, какой сильный. У меня четыре руки и четыре плеча!

— Ого! — удивленно ответил Андрей своим любимым словом, — понимаешь, Ширали…

Он не успел договорить. Из-за толстого ствола дерева, что смутно вырисовывалось в чернильной темноте, появилась фигура человека, тускло блеснул нож. Это произошло так неожиданно и стремительно, что на какую-то долю секунды действия незнакомца опередил реакцию пограничников. Но в самый последний миг Ширали рванулся вперед и прикрыл собой друга… Нападавший не успел нанести второй удар — сокрушительный кулак Андрея опрокинул его навзничь. Глухо охнув, он схватился за лицо, выпустив нож, горячий от крови Ширали…

— Ширали… Ширали, — опустившись на колени, шептал Андрей, приподнимая голову друга. — Ширали, я сейчас… Сейчас…

Андрей поднял автомат и трехкратный выстрел разорвал ночную тишину.

— Ничего… Андрейка… Ничего, — слабеющими губами шептал Ширали, когда Андрей, вскрыв индпакеты, старательно накладывал повязку. Под руками было липко и горячо — кровь сразу пропитывала бинты.

Зашевелился нападавший. Андрей включил фонарь и в ярком пучке света увидел перекошенное от злобы, залитое кровью лицо Бекмурада…

— Будь проклят, гяур!.. Будь проклят, — шептал он разбитыми губами.

Андрей быстро связал его и поднял ракетницу — красная, тревожная ракета повисла в непроглядном ночном небе. Он знал, подпрыгивая на ухабах, уже летит сюда машина с тревожной группой, бегут товарищи из соседних нарядов.

Вот появился свет автомобильных фар, полоснул по темному небу, послышался гул мотора. Бережно подхватив Ширали, Андрей шагнул навстречу ребятам.

— Потерпи, Ширали, — приговаривал он, — потерпи, дорогой… Видишь, ребята едут… Все хорошо будет, Ширали… Друг…

Ширали молчал.

…Вибрация в вертолете была сильной и Андрею очень хотелось взять Ширали на руки, но врач, сопровождающий раненого, не разрешил этого. В госпитале, куда доставили пограничника, все было готово к операции. Часы, проведенные Андреем в белом гулком коридоре, показались ему днями. Вскочил при мысли, что может быть Ширали требуется кровь для переливания? Ведь у них одна группа…

Пришел в себя, когда усталый хирург сообщил, что Ширали будет жить. Никогда Андрей не чувствовал себя таким счастливым!

…Зеленым простором расцветают по весне Каракумы, красный ковер маков ложится на предгорья, и могучие вершины Копетдага подпирают голубой небосвод. Алые зори и багровые закаты сменяют друг друга, и в глубоких ущельях звонко лопочут ручьи, блестя под солнцем серебряной кольчугой. Лучи солнца пронизывают воду и высвечивают на дне разноцветные камушки и зеленые нити водорослей.

Первыми на заставе имени Алексея Кравцова встречают солнце сторожевая вышка и кроны могучих платанов, что высоко вознеслись над белыми домиками заставы.

Затем солнечные лучи освещают бронзовый бюст того, кто застыл здесь на вечном посту, приобрел бессмертие…

Он как бы приглядывается к парням с зелеными погонами и вместе с ними несет нелегкую службу, —

Он — уже полвека…

Они — две весны…