Сергей Александров: Колода без туза

Дроздов пристально смотрел на Мещерякова и молчал. Перебрасываясь с есаулом пустыми фразами, он все время думал о том, что, кажется, привалила внезапная удача. Кажется. Надо только быстро все взвесить и принять единственно верное решение. Есаул побежден. Но не сломлен. Не сломлен ни на йоту. На этот счет у Дроздова теперь не осталось никаких иллюзий. Терять Мещерякову нечего. Смерти он не боится. А, значит, и рта не откроет. Если только его не вышибить из седла. По пути сюда Дроздов все время ломал голову над тем, как это сделать. Увидев есаула через «глазок», он почти отчаялся добиться своего. А теперь Мещеряков как будто сам дает такую возможность Пожалуй, Дроздов выполнит его просьбу. Позволит есаулу узнать подноготную своего крушения. Теперь это уже не принесет ни малейшего вреда. А пользу — пользу может принести. Да еще какую. Пусть Мещеряков вдруг ясно поймет, как давным-давно, словно осел за пуком сена, шел в приготовленное ему стойло. Похоже, что это открытие станет для есаула трагическим. Такого чудовищного унижения ему, мнящему себя великим стратегом, не вынести. Оно должно раздавить, уничтожить его, лишить способности к сопротивлению. Дроздов точно ударит в ахиллесову пяту Мещерякова — болезненно гипертрофированное самолюбие. Да, это будет совершенно точный удар. И — неожиданный. Уже дважды потрясение, вызванное внезапностью, помогло заставить врага заговорить. Плюснина раскрыло «неожиданное» появление «Овчинникова» в тюремной камере, связанное с возможностью «побега». Внезапное «воскрешение» партнера по спектаклю, вызвавшее шок у Нины, расшифровало убийцу Ямщикова. А сейчас настал момент использовать психологический удар против Мещерякова. Пусть с Плюсниным и Ниной эффект был подготовлен заранее, а сейчас предстоял экспромт. Дела это не меняло. Мещеряков должен заговорить. Вот что важно. Заговорить. Во что бы то ни стало. Слишком многое от этого зависело. Слишком многое. Итак, решено.

Все эти мысли молнией пронеслись в мозгу Дроздова и вылились в единственно верный вывод. Он пристально смотрел на есаула и молчал. Но теперь он был готов к действию и лишь ждал, чтобы противник сделал следующий ход.

— Служебная тайна? — усмехнулся есаул. — Я унесу ее в могилу.

— Ладно уж, коль пришел… — неохотно кивнул Дроздов. — Тем более, что все очень просто. Ваш Важин без видимых причин перевел Плюснина в камеру к Синельникову, а в тюрьме без причин не переводят. У Важина должен был быть какой-то серьезный резон для такого перемещения. Потом в белецкой церкви обнаружилось, что Плюснин женат на Нине. Заподозрили, что перед спектаклем она заменила пустую обойму на полную. Остается передернуть затвор — и патрон в стволе, а Ямщиков — самоубийца… Но доказать это было можно, лишь взяв преступницу с поличным. Мы сделали это, предвидев повторение ситуации о Ямщиковым в клубе. У вас не было лучшего способа избавиться от меня, слишком много знавшего, перед бегством за кордон.

Мещеряков слушал с непроницаемым лицом.

— Камчатов понял, что Плюснин полез к Синельникову в тюрьму за какими-то важными сведениями и что после провала Плюснина вы кинетесь искать выход, — продолжал Дроздов. — Вот я и «подставился» как Овчинников, Нина и Важин «высчитали» меня и передали вам.

— И вы были уверены, что не провалитесь? — спросил есаул.

— Все, кто служил у Овчинникова, расстреляны в Белецке, — сказал Дроздов. — Уличать меня некому. Так что ваш фарс с опознанием Кадыровым нельзя было принять всерьез. Впрочем, опасность все же существовала. Без риска в нашем деле не бывает, я уже говорил вам в лесу. Был риск и здесь. Вы ведь все время играете, Мещеряков, и при этом любуетесь собой. Могли заиграться и расстрелять меня. Хотя я был вам до смерти нужен, как вы полагали. Потом, конечно, сожалели бы, но я от этого живее бы не стал. К счастью, обошлось. Ну а что касается самого Овчинникова, которого я изображал, его нашли в читинской тюрьме под чужим именем.

— Вы хотите сказать, что Овчинников вам помог? — изумился Мещеряков.

— Очень помог, — кивнул Дроздов. — Правда, он об этом до сих пор не догадывается и, надеюсь, не догадается никогда. — Дроздов улыбнулся. — Он не знает, что мы раскрыли его.

— Вы и его провели? — без выражения спросил есаул.

Дроздов виновато развел руками: пришлось, мол, уж простите великодушно, деваться некуда было.

— Лично вы? — спросил Мещеряков.

Дроздов кивнул и сказал, словно оправдываясь:

— Должен же я был подготовиться к знакомству с вами. Пришлось стать его вторым «я». Не сделай я этого, наша с вами встреча могла кончиться для меня печально. Не так ли?