Василий Стенькин - В осажденном городе

— Спасибо! Иван Маркович, вы знали Пилатова?

— Евдокима Григорьевича? Знал, даже хорошо знал.

— Он не был членом революционного кружка?

— Нет, не был. Что за человек? Как тебе сказать? Услужливый, веселый, одним словом, мужик компанейский. С жандармами? Кто ж его знает, ничего не могу пояснить. В селе шел разговор, что Пилатова уже в советское время два раза арестовывали, но вскорости освобождали. За что сажали и почему выпускали, это вам лучше знать, — сказал старик с доброй улыбкой.

Попрощавшись с Урядовым, Прошин пошел в сельский Совет. Пожилая, болезненно-худая женщина, секретарь Совета, полистав похозяйственные книги, сказала, что из тех, кто нужен Прошину (он назвал членов революционного кружка, о которых рассказал Урядов), в Рамзае никто не значится. Расспросив, как пройти на Мастиновку, Прошин решил сходить туда, чтобы встретиться с Сергеем Леонтьевичем Юматовым.

Погожий майский день клонился к закату, но солнце еще приятно пригревало. Заросший травою-муравою проселок вывел Прошина к реке. Здесь малым ручейком начинается Пензятка. Ему нужно было идти берегом реки, никуда не сворачивать — так объяснила секретарь Совета.

Прибрежные вербы покачивали желтыми пушистыми сережками, похожими на только что вылупившихся цыплят. В густых зарослях перекликались сороки, над золотистыми цветами мать-и-мачехи жужжали пчелы.

На душе у Прошина было светло и радостно. Вспомнились встречи с Анечкой в такие же вот весенние дни. Быстро летят годы. Теперь сыну Юре уже пять лет, а Анечка ждет второго ребенка.

Василию хотелось, чтобы родилась дочь: дочери нежнее, ласковее, да и в старости не оставят одиноких родителей. А сыновья разлетятся по белу свету, своими семьями обзаведутся.

«Взять хотя бы меня, — кольнула мысль. — Больше пяти лет не был в отчем доме. Как там отец, братья, сестренка? Нет, девочки все-таки понадежнее». Василий не сетовал на жену за то, что давно не был в Атемаре, сам во всем виноват: все дела, дела…

Его размышления прервал заяц, перебежавший дорогу. Он не торопился и не оглядывался, будто догадывался, что этот мирно настроенный человек не сделает ему зла. «Заяц перебежит дорогу, к несчастью», — с улыбкой вспомнил Прошин народное поверье.

Василий спустился к берегу, пригоршнями напился чистой и холодной воды.

Добротный, обшитый тесом дом Сергея Леонтьевича Юматова находился в середине восточного порядка.

Прошин вошел в дом. Молодая женщина, сноха или дочь, кормила грудью ребенка. Увидев незнакомого человека, она отстранила ребенка и стыдливо прикрыла грудь. Ребенок расплакался.

— Юматовы здесь живут? — спросил Прошин, остановившись у самого порога.

— Здесь, здесь, проходите, — пригласила женщина, оправляясь от смущения и качая на руках не унимающегося ребенка.

— Мне Сергея Леонтьевича.

— Посидите, они скоро будут, картошку сажают на дальнем огороде.

— Спасибо, я выйду, побуду на крылечке. — Прошин вышел, чтобы не стеснять молодую мать.

По улице лениво брели коровы, сыто пережевывая жвачку, блеяли овцы и козы, дремали большие, смирные собаки. Следом за стадом поднималось облако желто-серой пыли.

Большая бурая корова подошла к воротам Юматовых. Прошин хотел было открыть ворота и впустить ее, но она сама ловко рогом откинула проволочное кольцо, ворота со скрипом отворились, и корова вошла во двор.

Вскоре появились Юматов и его жена. Ему и ей было лет по пятидесяти с небольшим, лица их были загорелыми, одежда пропыленной.

Прошин показал хозяину удостоверение, объяснил цель прихода к нему.

— Рады встретить, очень рады, заходите в избу.

После немудреного деревенского ужина — яйца и молоко из погреба — Прошин и Юматов вышли на крыльцо. Как обычно в таких случаях, Василий стал расспрашивать Сергея Леонтьевича о его жизни, о сельских делах.

— Мастиновка — боевая деревня: до революции у нас всякие кружки да союзы возникали, и потом — по первости, должно, бес попутал — против власти Советов выступали.

Прошин слышал о кулацко-эсеровском мятеже в Мастиновке и не стал расспрашивать об этом. К ним один за другим подходили мужики, начинали разговор о жизни в городе, о коллективизации: что она такое и что несет крестьянам.

Прошин пытался как можно проще объяснить неизбежность колхозного строительства, без чего, мол, крестьянин останется в вечной кабале у богатеев. Но слова его — это Василий хорошо чувствовал — не доходили до сознания мужиков; им, конечно, нелегко было расстаться с хозяйством, которому отдана вся жизнь: работа до кровавых мозолей на руках, тревожные бессонные ночи.