Особенно дерзко разбойничала банда Урмакова, укрывавшаяся недалеко от деревни Замуравские Выселки.
Когда стемнело, Машенцев, Прошин и начальник уголовного розыска Тарасов верхом выехали в Замуравские Выселки, где намечалось при содействии местного актива устроить засады.
Весна была необычайно ранней, в середине марта поля освободились от снега, лишь в низинах и овражках виднелись грязно-серые пятна.
Копыта гулко цокали по скованной морозом дороге, лошади всхрапывали, спотыкались на обледенелых кочках.
В деревню приехали около десяти часов вечера; приземистые дома в низко нахлобученных малахаях из прелой соломы протянулись редким, чуть заметным пунктиром, ни одной светлой точки, казалось, нет здесь живой души.
Подъехали к дому члена уисполкома Гаврилова, участника двух войн: японской и германской.
Прежде чем открыть дверь, хозяин долго допытывался, кто и по какому делу приехал к нему, и, только узнав знакомый голос военкома, откинул щеколду.
Вошли в дом. Над столом тускло светилась семилинейная керосиновая лампа. Жена Гаврилова лежала в кровати, ее трясла лихорадка.
— Как поживаете, Иван Сидорович? — спросил Машенцев.
— Как тебе сказать? Мужики так бают: тверезые скучаем, выпьем — песни играем. Садитесь, товарищи, — пригласил Гаврилов. — Жизня вроде бы налаживается, отмена продразверстки — большое облегчение крестьянину, дышать послободнее стало…
Высокий, широкоскулый, с взлохмаченной седой бородой и раскосыми глазами под нависшими бровями, Гаврилов говорил степенно, обдумывая каждое слово.
— Сельпосевком [1] С весны 1921 года создавались уездные, волостные и сельские посевные комитеты, на которые возлагалась организация посевной кампании.
создан?
— Нет пока. Мужики говорят, посевкомы — это принудительная дорога в коммунию, — сказал Гаврилов, с усмешкой оглядев гостей.
— Кто говорит? — взорвался Прошин. — Это вражеская провокация. Уисполком принял решение: тех, кто распространяет ложные слухи, немедленно арестовывать и направлять в Ломов.
— Всех не арестуешь, места в каталажке не хватит, — в том же насмешливом тоне заметил хозяин.
— Верно, верно, — поддержал военком. — Надо разъяснить народу, что для его пользы создаются посевкомы. Я слышал разговор в укоме партии, Пензенский губпосевком на днях получил телеграмму за подписью товарища Ленина. Владимир Ильич в порядке боевого приказа требует сведения об организации посевкомов и отчета о семенной и посевной кампаниях… Видите, какое значение придается этому делу.
— Знамо, народ темный, запуганный, не понимает пользы, — согласился Иван Сидорович.
— Что слышно о банде Урмакова? — спросил Тарасов.
— Озорует.
— Когда в села выходят?
— Чаще под утро.
— А где скрываются?
— По слухам, стан у них в Крутом долу.
— Далеко отсюда?
— Нет, версты четыре-пять.
— Мы приехали с заданием ликвидировать банду, — сказал Прошин, поправляя выбившуюся из-под ремня гимнастерку. — Кого можно привлечь для участия в операции из сельских активистов?
— Найдутся, есть хорошие люди. — Иван Сидорович назвал человек шесть односельчан, на которых можно положиться. Через полчаса они были в доме Гаврилова.
Создали три группы, их возглавили Машенцев, Тарасов и Прошин; активистам выдали винтовки: все они отслужили в армии, обращаться с оружием умели.
К Крутому долу вела разбитая лесная дорога. Лошадей оставили во дворе Гаврилова, которого по возрасту освободили от участия в операции, хотя он долго не соглашался с этим.
Ночь выдалась морозной, лес дышал снежным холодом. Грачи, неделю тому назад возвратившиеся из теплых краев, на ночь покинули еще не обжитые гнезда и ютились где-то вблизи селений. В вершинах сосен глухо гудел ветер, стволы тревожно поскрипывали.
Участники засады укрылись меж заснеженных елей, недалеко от дороги. Время тянулось медленно.
— Может быть, снимемся? — сказал военком, подойдя к Прошину, находившемуся метрах в пятидесяти от него. — Промерз до костей.
— Подождем часок, — проговорил Василий, притопывая яловыми сапогами; даже толстые, домашней вязки шерстяные носки не спасали от холода. — По нашим данным, сегодня бандиты должны появиться.
Вскоре, нарушая чуткую предрассветную тишину, послышались мужские голоса. Машенцев и Прошин насторожились, вернулись к своим группам.
Из-за поворота показались трое мужчин. Они шли без опаски, громко разговаривали.
Читать дальше