Михаил Колесников - Перстень вьюги [Приключенческая повесть]

В июле сорок первого Кулик вступил в народное ополчение. В штаб дивизии пришло письмо из Академии наук, пересланное Наркоматом обороны, с просьбой вернуть в Москву Кулика, ученого с мировым именем. Он отказался покинуть часть. Весной сорок второго, когда Наташа лежала в госпитале, Кулик погиб при попытке организовать массовый побег из фашистского плена.

Геннадий Гаврилович к подвигу Кулика отнесся скептически:

— Бессмысленная жертва. Полуслепой старый ученый уходит на фронт, часть попадает в окружение, в бою ему перебивают ноги. Объясни, зачем все это?

Она не стала объяснять.

За окном по-прежнему падал мокрый снег, а в просторной квартире было тепло и светло. Геннадий Гаврилович лежал на диване в пижаме и перелистывал каталог, над которым трудился все последнее время. Наталья Тихоновна не унималась. Сегодня она почему-то чувствовала себя особенно одинокой, никому не нужной.

— Я думаю, планета Жени Рудневой — это осколок большой планеты, некогда исчезнувшей. Той самой, о которой ты говорил много лет назад. Еще до войны. Ты грезил и даже придумал ей свое название. Планета Зорин… Помнишь, мы читали стихи Блока?

Он решительно положил каталог на столик, сел: жене хочется поболтать. Пусть ее… О чем это она? Неужели он когда-то читал стихи Блока? Поэзию он не любил, полагая, что в ней мало содержится информации, а Блока просто не понимал, да и не старался понять. Вид стихов вызывал у него непонятное отвращение. Зачем стихи? Поэзия — это неформализуемое отношение к жизни. А если неформализуемое, то, значит, расплывчатое, неопределенное, необязательное. Геннадий Гаврилович ценил четкость во всем. В поэзии четкость отсутствовала. Ему больше импонировала музыка (Бах, Моцарт, Сен-Санс…). Математическая ясность организации звуков. Ценил так же сценическое искусство. Искусство перевоплощения — это великое искусство! Разве нам не приходится в обыденной жизни перевоплощаться каждый раз? Только простак выворачивает себя перед другими наизнанку. Воспитанность требует постоянного перевоплощения, без него адаптация в обществе прямо-таки невозможна. Должно быть, в молодости он умел играть определенную роль, если даже цитировал Блока. О планете Зорин что-то запамятовал. Спросил:

— Зория? Откуда это? Не мог я подобной глупости говорить даже в юности. Фаэтон, а не Зория. А вообще-то все это вздор. Никакой планеты никогда не существовало. Юношеские бредни. Проштудируй учебники по астрономии. Почитай хотя бы Заварицкого. Метеориты образовались путем объединения твердых частиц. И вообще должен тебе сказать: когда пытаются совместить данные о структуре метеоритов с гипотезой об их образовании путем распада одной-единственной крупной планеты, то неизбежно прибегают к натяжкам и крайне искусственным предположениям.

— Ты, как всегда, прав. И все же планета Зория существовала. Планета нашей молодости.

— Опять ты за свое… Ты, наверно, никогда не научишься серьезно относиться ко всему. Глупые фантазии. Полет мечты… Все это хорошо в двадцать лет, когда меньше всего думаешь о лапше. А тебе не двадцать, да к тому же ты инвалид!

На губах ее задрожала ироническая улыбка.

— Фантазии? Я тебе расскажу одну фантастическую историю, которая приключилась со мной.

Однажды я встретила лжемарсианина. Да, да, лжемарсианина. Правда, он упорно называл себя марсианином и доказывал, что у него на все своя точка зрения, точка зрения жителя другой планеты. Этот человек еще в юности открыл комету. И комета до сих пор блуждает в мировом пространстве и будет там блуждать, по-видимому, вечно. Когда мы встретились много лет назад, этот юноша не был похож на остальных людей. Даже сейчас я очень ясно представляю себе ту необыкновенную звездную ночь, легкий шелест весенней листвы, серебристые купола башен обсерватории с широко раскрытыми люками. Смуглый юноша с горячими глазами и беспорядочно спутанными буйными волосами… Он говорил тогда:

«Истинный мечтатель обязан совершать путешествие за грань людской мечты. Иначе какой же он мечтатель! Я хочу мечтать так, как никто не мечтал до меня. Я хотел бы, чтобы любовь измерялась световыми годами. Помнишь слова поэта: „Здесь, на Земле, позволено еще бродить, искать и обрести порою чудовищную жабу, уховертку… Но если к нам приходит вдруг мыслитель из стран мечты, из области грозы, неся в руке, что трогала сиянье иных миров, необычайный факт иль небывалую еще идею… То горе мудрецу такому…“ Человек должен прикасаться к вечности. Сейчас я занят изучением физических условий на Марсе и почти уверен в необитаемости этой планеты. Но будь я фантастом, я назвал бы себя марсианином и поведал бы людям Земли о необыкновенных вещах, известных только мне — марсианину. Точка зрения жителя другой планеты всегда интересна. Другой склад мышления, другая психология. На Марсе должны расти голубые маки. Я вижу их даже с закрытыми глазами… Знаете ли вы, что существовала планета Зория, или, как вы ее называете, Фаэтон? Обломки этой планеты до сих пор падают на Землю в виде метеоритов».