Олег Губайдулин - Палач демона

– Хорошо, – кивнул Маматов и спросил. Сколько туда идти?

– Полдня придется, так что отдыхайте, ваше благородие, – посоветовал хозяин дома.

Поужинав перловой кашей, которую приготовила Матрена, все легли спать. Но вскоре Маматов проснулся. Внутренности жгло, его тошнило. Едва выскочив во двор, он упал в траву и задергался в ужасных приступах рвоты.

Спустя несколько минут ему полегчало. Вытерев рот рукой, он увидел, что она вся в крови. – «Ошиблась ведьма, какие там два года!» – подумал он. – «Как бы сейчас не сдохнуть!». Вернувшись в дом, он лег на спину и до рассвета забылся тяжелым и тревожным сном. Ему снилась Наташенька. Будто он ведет ее к венцу, а рядом стоят и улыбаются его матушка и отец. – «Как же так?» – удивлено спрашивает их Маматов. – «Вас же нет? Вы же умерли!». На что его отец, отставной гусарский ротмистр Евгений Петрович, усмехнувшись, отвечает: – «Нет, это все тебе только приснилось. А матушка Мария Васильевна, взяв отца за руку, лишь молча кивает головой». Но тут происходит страшное. Возле самого аналоя, когда священник велит им обменяться кольцами, Наташенька, взглянув в лицо Маматова, вдруг с ужасом отшатывается и с криком бежит прочь. За нею следом выбегают и папенька с маменькой, а священник, осенив себя крестным знамением и упав на колени, начинает громко творить молитву. Маматов, подскочив к окну храма, вдруг видит в стекле свое отражение. И понимает, он – не человек. На него глядит кто-то или что-то бесформенно- расплывчатое, но, от этого не менее ужасное.

Тут, под взорами святых икон, его начинают бить судороги. Упав на холодный каменный пол, он не находит в себе сил подняться и так, шипя, выползает из церкви, словно какой-то гад…

Проснувшись в холодном поту, есаул с трудом уверил себя, что это был всего лишь только сон. Но насколько же он был красочен! В этот момент в его голове внезапно родилась твердая уверенность, что он больше никогда не увидит свою Наташеньку. Как будто эту мысль кто-то неведомый вложил в его бедную, больную голову. От этого есаулу захотелось выть, выть, а потом рвать всех встречных и поперечных. Рвать в клочья, чтобы их кровью утолить свое неизбывное горе.

– Ваше благородие, вы проснулись? – услышал он голос Федора. Давайте-ка, позавтракаем на дорожку и в путь.

Умывшись со сна и отказавшись от еды, так как его еще мутило, Маматов выпил лишь кружку холодной воды. Ему стало гораздо лучше. Федор, захватив с собой узелок, в котором лежали приготовленные с вечера семь вареных яиц, краюха хлеба, пучок зеленого лука и шматок сала, вышел первым. Помолившись, он перекрестился и, засунув за пояс топор, обернулся к Маматову: «Готов я, ваше благородие.» Подхватив стоявший возле порога небольшой мешок, мужик вышел на улицу.

– Что в мешке? – поинтересовался Константин Евгеньевич.

– Дар для деда Елса, – ответил Федор.

На востоке, над кромешной теменью ночи, на небе появилась тонкая светлая полоска. Озираясь, оба осторожно вышли за ворота и, тихо ступая, пошли в сторону леса. Их встретили высокие сосны, которые казались абсолютно черными. Так они шли до полудня. Устав, есаул попросил Федора сделать привал. Но тот отказался.

– Пройдем еще версты три, а там и пообедаем. Тем временем, среди сосен стали встречаться и дубы.

Примерно через часок они свернули с тропинки и вошли в глубокий, темный овраг. Присев на корточки, Федор разложил перед собой на тряпице их нехитрую снедь. Наскоро перекусив, Маматов спросил: «Ну и где твои страсти-то? Ну, которыми ты вчера меня пугал?»

– Даже не вспоминайте про то, ваше благородие! – взмолился Федор. Не дай Бог, приключиться какая напасть! Мужичок словно в воду глядел. Не успели они выйти из оврага, как услыхали громкий и протяжный вопль. Выхватив из-за пояса наган, есаул кинулся на крик. Пробежав около двух сотен шагов, он, к своему ужасу, увидел под высоким дубом растерзанное человеческое тело. Рядом лежала корзинка со снедью. Желая получше рассмотреть страшные останки, есаул сделал еще несколько шагов вперед и тут обо что-то споткнулся. Да, Маматову не раз приходилось видеть смерть. А не ранее, как еще вчера он сам жестоко расправился с мужиками – убийцами своих родителей. Однако, бросив взгляд себе под ноги, есаул похолодел от ужаса. Там лежала голова ребенка. Это была девочка в красном платочке, из-под которого выбивались льняные локоны. Мертвая головка глядела на Константина Евгеньевича широко открытыми голубыми глазами. В них застыл смертельный ужас.