Олег Губайдулин - Палач демона

– По-твоему, значит, мои маменька с папенькой виноваты? – тонкие губы есаула скривила холодная и презрительная усмешка. Говори, собачий сын! Пристрелю! – Маматов выхватив из-за пояса наган, ткнул его стволом прямо в висок Федора. А может, ты там тоже был?! Уж больно складно рассказываешь!

Скатившись с телеги, мужик упал на колени прямо в дорожную пыль и взмолился: «Не губи, ваше благородие! Не было меня там! Не я это!

– Ладно, тогда говори, кто в живых остался?! – с этими словами есаул взвел курок нагана.

– Митька-лотошник! – затараторил мужичок. Ерема и еще брат Кузьмы убиенного, не знаю, как его зовут!

– Где живут?! – рявкнул Константин Евгеньевич. – В Лесном, все, в Лесном! – от испуга губы Федора дергались, словно у припадочного.

– Еще?!… – не отставал Маматов.

– Степан кривой и Мишка-Сыч! – продолжал скулить мужичок.

– Живут там же? – есаул осторожно снял револьвер с боевого взвода.

– Нет, они в Вишневом проживают, – судорожно закивал Федор.

– Еще?… – Константин Евгеньевич ткнул стволом нагана прямо в глаз своему вознице.

– Нет, Богом клянусь, больше никого не было! Вот те крест! – мужичок быстро перекрестился.

– Ну, смотри, сволочь! – в черных глазах есаула сверкнула такая ненависть, что Федор чуть было не кинулся прочь со страху.

– Если соврал, прикончу без жалости!

– Правда, все истинная правда! – взвизгнул мужичок.

– Да, ладно, заткнись, надоел… – есаул сунул наган обратно за пояс. Поехали или же так и будешь до вечера на коленях стоять?

До Вишневого, где раскинулось родовое имение Маматовых, ехали молча. Федор и офицер старались даже не смотреть друг на друга.

Село встретило их картиной красивейшего заката. Солнце, казалось, ласкало раскинувшуюся в центре усадьбу из белоснежного мрамора нежным багрянцем закатных лучей. -«Будто, вымазанная в крови жемчужина» – родилось в голове есаула мрачная, но поэтическая аналогия. Сердце его заныло той самой, особенной щемящей болью, какая бывает лишь от безвозвратной утраты. Разум Маматова затянула густая пелена кровавого тумана. Он жаждал немедленной и страшной мести.

– Ну, если своим скотам выдать меня вздумаешь, не только тебя, но и всю родню твою на куски порежу! – тихо прошипел Маматов Федору. Тот, бросив на есаула затравленный взгляд, лишь испуганно перекрестился.

– Куды везти прикажешь, ваше благородие? – спросил мужик.

– У тебя пока, поживу, – ответил офицер.

– Ну и ладно, – быстро согласился тот.

Свернув с околицы направо, они поехали вдоль забора имения Маматовых.

– Что это за тряпка над моим домом висит? – проезжая мимо отчего гнезда, спросил офицер.

– Флаг это, Тимофей повесил, – махнул рукой Федор. Он там клуб организовал. И сам там же живет.

– Пусть поживет, недолго уж ему осталось, – прохрипел есаул. Жене своей скажешь, что я просто постоялец.

– Ладно, но, как узнает она вас, ваше благородие? – с сомнением ответил Федор.

– И не называй меня так. Говори «Товарищ Свиридов». Понял?

– Да! – кивнул возница.

– Как стемнеет, покажешь, где их найти! – приказал Константин Евгеньевич.

– А, ежели, меня увидит кто? – испуганно воззрился на офицера Федор.

– А если я тебя самого в расход пущу? – издевательски ухмыльнулся Маматов.

– Понял я, понял… – свернув с улицы, он остановил телегу возле покосившейся избы.

– Проходьте в дом, да быстрее, товарищ Свиридов! – взмолился Федор. Не ровен час, углядят…

– Да не трясись, ты … – не успел Константин Евгеньевич спрыгнуть с телеги, как вдруг его внутренности, словно пронзила огненная молния.

– Черт бы вас всех побрал! – скорчившись, он свалился на траву возле ворот.

– Чего это вы, товарищ Свиридов? – удивился Федор. Но тут же быстро осознав, что с Константином Евгеньевичем приключился приступ, схватил его под мышки и затащил во двор.

– Матреша, Матреша! Слышь, подмогни! – громким шепотом позвал он жену.

– Ты чего это? – послышалось из открытых дверей избы. На зов вышла нестарая еще и крепкая женщина в лаптях. В ее ушах виднелись медные серьги в виде колец, а на шее висел гайтан с медными же крестиком и образком. Сама Матрена была облачена в длинную белую рубаху, рукава и ворот ее украшала вышивка. Так как она была баба замужняя, то поверх рубахи носила темно-синюю шерстяную поневу. Кою тамбовские крестьянки называли еще вечным хомутом или бабьей кабалой. Сверху поневу прикрывал вышитый холщевый передник. На голове ее был волосник, из под которого не выглядывал ни один волос. Это было не случайно. Согласно поверью, женские волосы обладали колдовской силой и могли навлечь несчастья на окружающих.