Олег Губайдулин - Палач демона

– Может, не стоит? – Арно, поднявшись с матраса, открыл саквояж и вытащил из него один из освященных клинков.

– Да тут дверца железная, кованная, да красивая какая … – послышался голос следователя.

– Не тронь! – заорал с порога ворвавшийся в сторожку егерь Меньшиков. Но было уже поздно. Глеб отворил таинственную дверцу…

Здесь в лицо всем хлынули потоки голубоватого сияния и они узрели перед собою странную, сюрреалистическую картину. Посреди залитой призрачным светом просторной залы прямо в воздухе висело огромное кисейное, будто бы полотно. Сотканное, казалось, из молочно-белого тумана… Перед ним, спиной к гостям, стояла высокая человеческая фигура и медленно водила обеими руками вверх и вниз… Вверх и вниз… Словно повинуясь этим жестам, на полотне одна за другою медленно проявлялись тысячи сияющих всеми оттенками радуги, переливчатых искорок… Кружась в тихом танце, они отталкивались друг от друга и, сливаясь, ткали перед изумленными зрителями немыслимые в своем разнообразии сюжеты. Прекрасные и кошмарные, величественные и презренные…

…Вот маленький мальчик, он бежит по залитому летним солнцем саду, среди птичьего щебета и благоухания цветов…

…Худое, испачканное копотью лицо кавалериста. Жестокий удар его кавказской шашки разваливает надвое голову несчастного пехотинца…

– Но это же он, незнакомец! – обернувшись к Арно, шепнул ему на ухо Серов.

– Т-с-с! – прошипел тот в ответ, вглядываясь в новый сюжет…

…Больница, высокий брюнет с Георгиевским крестом на офицерском кителе, сжимает в объятиях молодую рыжеволосую сестру милосердия…

…Вот он же стреляет в каких-то людей, колет их, режет… По ужасной картине заскользили десятки тоненьких струек крови, постепенно превращаясь в кровавые ручьи…

Вновь черноволосый незнакомец… Его худое лицо перекошено от ненависти… Он зверски и с видимым наслаждением вновь расправляется с кем-то…

…Рыжеволосая женщина, лежа на смертном одре, в последнем порыве обнимает своего сына и протягивает ему что-то…

…Огромная черная тень, на фоне которой тускло светлеет маленькая человеческая фигурка… Полные невыразимого ужаса глаза девушки в белом подвенечном платье… И враз побледневшее лицо юноши, смертная тоска в его глазах…

– Это Миша! – вдруг заорал Николай Михайлович. Это Мишенька! Тут все исчезло, вместо просторной призрачной залы перед тремя приятелями возник темный, извилистый коридор. Пытаясь успокоить Артемьева, Арно крепко схватил его за руку и прошипел: «Тише, не кричите!» В этот миг сзади, выплевывая грязные ругательства, подбежал хозяин сторожки. Зажженная керосиновая лампа, которую он держал в руке, бросила на пол их

длинные тени. Гости насторожились.

– Но нас, ведь трое? – не обращая внимания на ругательства егеря, тихо осведомился Арно у своих приятелей, судорожно сжимая в руке стальной клинок. Но почему тогда я вижу здесь четыре тени?

– Его тени… – Николай Михайлович кивнул на все еще матерящегося хозяина избушки, тут быть не должно. Он, ведь, держит лампу перед собой, а не позади. И, следовательно, тени отбрасывать не может… Словно в ответ на его рассуждения из темнеющего прохода неожиданно донесся раскатистый, ироничный смех. И одна из теней, скользнув под ноги изумленным гостям, встала перед ними в виде высокого, костлявого старика с длинной седой бородой.

– Да потому, что одна – моя, и не имеет к вам, недостойные, никакого отношения!

– Властитель!.. – раздался сзади возглас егеря. Я же им говорил!..

– Ну, будет, будет, тебе, – таинственный старик махнул рукой, успокаивая Меньшикова.

– Что теперь нам с ними, с этими делать? – спросил хозяин избы.

– Поглядим … – медленно, как бы размышляя сам с собою, произнес старец. Впрочем, а что обычно делают с непослушною скотиною? С этими словами он медленно двинулся к остолбеневшим в изумленном ужасе гостям.

И надо признать, им было отчего оторопеть. Худое лицо старика, прямо на их глазах, начало преображаться в нечто ужасное. Челюсти его вытянулись вперед, длинный тонкий и прямой нос поплыл назад, а из-за бледных тонких губ, выбежали острые клыки…

– Бежим!!! – во всю мощь легких заорал Арно. Он лучше остальных сумел сохранить самообладание. Схватив, казалось, вросшего в пол Николая Михайловича за шиворот, Готье буквально поволок его за собой. Мчась к выходу, детектив автоматически отметил, что путь до входной двери сторожки, почему-то неимоверно удлинился…