Александр Дёмышев - Тихий океан… лишь называется тихим

Вскоре оказались пленники на этой базе в лесу. Тут заприметил Федя ещё двоих пленных; точнее, заложников. Не солдаты, а какие-то иностранцы, журналисты – мужчина и женщина с измождёнными лицами, возрастом лет около пятидесяти. Их держали отдельно, да и обращались с ними куда как лучше. Солдат же бросили в глубокую вонючую яму, закрытую сверху решёткой. Охранник, постоянно торчащий сверху, считал своим долгом время от времени помочиться на них. Раз в день пленным бросали какие-то объедки и бутылку воды. Периодически их вытаскивали и начинали бить, иногда тыкали ножами, при этом иностранцы с выпученными глазами всегда сидели на земле чуть поодаль.

Во время издевательств и пыток мучители никогда не спешили. Растягивали процесс, словно получая от этого какое-то извращённое удовольствие. Они могли отвлечься, словно позабыв о пленных и долго-долго обсуждать что-то на своём гыркающем наречии. В такие минуты Алик шёпотом молил Аллаха, чтобы изверги больше не подходили к ним. Но чудо не спешило произойти. Словно вспомнив о том, зачем они здесь, бородачи в камуфляже как бы нехотя возвращались к своей «работе». Иногда живодёры заводили беседу со своими жертвами, расспрашивали, как ни в чём не бывало, о жизни, о планах и мечтах. А потом снова доставали свои длинные ножи и принимались ковырять ими плоть связанных пленников. Сколько раз пожалел Федя, что не оставил в том бою напоследок гранату, как завидовал он лёгкой участи своего товарища рядового Кузнецова!

Алику доставалось больше других. Вот и на этот раз со словами: «Слушай, брат, ты же муслим, пойдём говорить о вере» его вновь увели с глаз. Через некоторое время он вернулся к сослуживцам сильно избитый, шипя под нос:

– Ничего, каждой чистой душе воздастся добром за добро, а шайтанам этим злом за зло.

– Когда же воздастся? – спросил Федя.

– Воистину, Аллах скор в расчёте.

– Значит, скоро, говоришь?

– Не я. Коран говорит. Сура четырнадцать, аят пятьдесят один.

В Фединых глазах все их палачи были, словно на одно лицо. Выделялся лишь коренастый бородач с гладко выбритым черепом, через который тянулся шрам. Мустафа. Похоже, нездешний; говорил негромко, мало, но к словам Мустафы остальные всегда прислушивались. На Федю этот супостат как-то особенно недобро посматривал, в такие мгновения холод ужаса сковывал пленного: «Что может быть на уме у такого?»

В один из дней Федя услыхал из уст мучителей приятное сердцу слово «музычка». Он навострил уши: посреди чужой гортанной речи родное слово «музычка» всплывало снова и снова. Вскоре пленники с удивлением увидали в толпе черноволосых бородачей симпатичного, стройного русского парня. Его здесь раньше точно не было. Светлые кудрявые волосы, синие глаза, гусарские усики; парень постоянно улыбался, шутил. Федя так хотел крикнуть ему: «Ты что?! Беги скорее, убьют!». Но парень, подойдя со всей толпой к пленным, принялся обзывать их самыми гнусными ругательствами. Одно непонятное слово Федя запомнил, а вечером спросил Сомова:

– «Москали» – это что значит?

– Значит – русские, – ответил командир.

– А он, что – не русский? – не понимал Федя. – Имя-то нашенское, Сашкой они его называли.

– Значит не русский, раз сам так решил. Отребье он бандеровское, – Сомов тяжело вздохнул. – Запомни, парень, раз и навсегда: бандит, он и есть бандит; нет у бандита ни нации, ни вероисповедания. Одно слово – бандит, этим всё сказано.

Федя кивнул, будто что-то понял…

Как-то во время очередного перерыва между пытками, когда лежащие в пыли на полуденном солнцепёке связанные солдаты, перепачканные кровью, грязью, потом, слезами и ещё неизвестно чем, начали потихоньку приходить в себя, увидели они, что у палачей появилась новая безделушка – проигрыватель компакт-дисков. Живодёры долго тыкали кнопки, пытаясь включить устройство, а когда завели музыку – принялись лихо отплясывать заводной, энергичный танец. Федя впился в танцующих неприятелей глазами, жадно ловя каждое движение. Танец завораживал. Федя сам не понял, как начал подёргиваться в такт.

Бородатые воители скоро заметили странное поведение русского. Улыбаясь, они развязали его и принялись подталкивать: «Давай-давай, танцуй». Федя сделал несколько робких движений. Недруги гоготали – им понравилось; стали хлопать в ладоши. Федя отрешённо сплясал; это был самый простой танец, но и он произвёл впечатление. Пленных отвели в яму, а через несколько минут сверху послышалось: