Альфред Ассолан - Приключения капитана Коркорана

Но тигр был безмолвен и смотрел очень уныло.

Тогда Луизон, приблизившись к нему, что-то ласково мурлыкала ему на ухо. По всей вероятности, смысл этого мурлыканья был следующий:

«Чего же ты боишься дурачок? Ты дорог моему сердцу. Ведь я же буду с тобою неразлучна?»

Тигр ворчал, или, вернее сказать, рычал:

— Это западня. Я узнаю этого магараджу. Он держал тебя взаперти, в то время когда я чуть не сутки просиживал во рву, умоляя тебя возвратиться в наши леса. Дорогая Луизон, опасайся этих предательских речей!

По-видимому, Луизон начинала колебаться. Тогда Коркоран догадался сказать:

— Ты будешь у меня совершенно свободна и распоряжаться собою как хочешь. Брось его, этого грубияна, неспособного тебя понять, а если на это ты не согласна, возьми его с собой. Я постараюсь с ним поладить, быть может, даже полюблю его ради тебя.

Трудно решить, чем бы окончились эти переговоры, если бы появление нового лица не решило окончательно этот затруднительный вопрос. Это был тигренок замечательной красоты. Он был и ростом и толщиною не более собаки среднего роста и, по-видимому, ему не могло быть более трех месяцев. Коркоран понятно сообразил, что это был сын Луизон, и воспользовался этим, чтобы решить дело в свою пользу.

Тигренок, прыжками приближаясь к матери, посматривал то на нее, то на Коркорана. Прежде всего, он, подойдя к матери, потерся об ее морду своей рыжей мордочкой и затем без изумления и без дикости всматривался в магараджу, который, взяв его на руки и нежно лаская, сказал:

— А ты, малютка, хочешь пойти со мною?

Молодой тигренок, вопросительно поглядев на мать, прочел в ее глазах нежную привязанность к Коркорану и отвечал ласками на его ласки, что тотчас решило судьбу всей семьи. Луизон, видя, что ее сын принял предложение магараджи, в свою очередь приняла его, а большому тигру ничего другого не оставалось, как последовать этому двойному примеру.

Бретонец, в восторге, что снова разыскал Луизон, уже и не помышлял об охоте на носорога и тотчас приказал дать сигнал о возвращении в Бхагавапур.

— День кончился гораздо лучше, чем я мог ожидать! — сказал он, обращаясь к Рускерту. — Была минута, когда я опасался сделаться жертвою тигра… Однако почему вы не хотели стрелять? — спросил он немца после нескольких секунд размышления. — Ведь я кричал вам, требуя, чтобы вы стреляли?

Вопрос этот, очевидно, смутил Сципиона Рускерта, но только на секунду, так как он почти хладнокровно отвечал:

— Я боялся промахнуться и убить вас вместо тигра.

— Гм… гм!.. Что-то слишком осторожно! — возразил бретонец, подумав. — Тут что-то неясно… но поживем — увидим…

Возвращение в Бхагавапур было поистине триумфальным шествием. Луизон весело прыгала, хотя супруг ее, следуя за ней, имел несколько сконфуженный и печальный вид, но зато наследник их чрезвычайно весело прыгал и, по-видимому, был в восхищении при виде никогда еще невиданных им дворцов, улиц, пагод, площадей, донов и жителей города.

Между тем Коркоран заметил, что Луизон, смышленость которой и чутье были ему так хорошо известны, обнюхав тщательно немца, держалась от него подальше. Он вспомнил, что она не любила вероломных и изменников. Наконец приехали во дворец. При виде этой новой семьи все служители испускали крики ужаса, и даже Сита испугалась и, взяв на руки Раму, прислонилась к Скиндие. Ее с трудом успокоил Коркоран.

Однако против всякого ожидания один только малютка Рама нисколько не испугался. Он смело и весело подошел к Луизон и приласкал ее своей ручонкой точно, как будто он уже давно был знаком с ней. В свою очередь тигрица, нежно полизав лицо пальчика, представила ему своего сына, догадавшегося подобрать внутрь когти лап, так что мог нежно погладить руку мальчика, разыгрывая роль старшого брата, ласкающего младшего.

— Вот Луизон, узнаешь ли ты ее, Сита? — сказал Коркоран. — Сегодня я еще раз обязан ей сохранением жизни. Если бы не она, этот здоровенный верзила неизбежно растерзал бы меня. Зовут его Гарамагриф. А вот их сын, веселый и игривый, возится с Рамой, если желаешь, назовем его Мусташ? Но теперь, так как крестины окончены, пойдем ужинать.

Последствия вполне оправдали это счастливое начало. Рама и его товарищ, маленький тигренок Мусташ, сделались вскоре неразлучными друзьями. Они около Луизон и под ее надзором играли между собою. Этот надзор оказался весьма необходимым, так как Рама, плохо дисциплинированный, чувствуя себя инстинктивно сыном царя, всегда склонен был повелевать. Со своей стороны Мусташ, чувствуя себя инстинктивно сыном тигра, не желал повиноваться, так что Луизон с неимоверным трудом поддерживала между ними мир и усмиряла их.